— Фортуна — переменчивая дама, — засмеялся Кронштадтский. — Сегодня она жалует вас, а завтра… уже разжаловала!
— У меня на этот счет есть целая теория, — философски поднял палец его собеседник.
«Ох, зря вы, господин хороший, ввязываетесь в эту полемику!» — невесело подумала я, слушая спор мужчин о превратностях судьбы и благосклонности фортуны. Полонский уверял, что фортуна выбирает себе избранника раз и навсегда: уж если везет вам, скажем, в карты, то знайте, что никогда не отвернется от вас удача; а уж если не везет, то не везет по жизни и буквально во всем. Кронштадтский же полагал, что удача подобна капризной кокетке, и никогда нельзя рассчитывать на то, что завтра она будет так же благосклонна к вам, как и вчера или сегодня.
— А вот давайте проверим! — вдруг в запале предложил Полонский.
— Что проверим? — Кронштадтский вполне натурально сделал вид, что не понял, о чем идет речь.
— Давайте сыграем в карты. Женечка, вы с нами?
У меня аж дыхание перехватило:
— Я?
— Думаю, Женя не откажется принять участие в нашем споре, — ответил за меня мой подельник. — Заодно узнаем, могут ли быть у фортуны гендерные предпочтения. Идет?
И оба захохотали — они уже явно вошли в раж. Мне ничего не оставалось, как только кисло улыбнуться.
Кронштадтский, не откладывая дела в долгий ящик, подозвал официанта и спросил, нет ли у них небольшой комнаты для переговоров. Оказалось, что такая комната в гостинице имеется. Она располагалась на втором этаже в самом конце коридора и представляла собой помещение, отделанное в сдержанных тонах, с длинным столом посередине и парой мягких кресел у окна.
Мужчины прихватили с собой из бара еще спиртного, откуда-то появилась колода карт (кто ее принес — Кронштадтский или Полонский, я не успела заметить), и началась игра. На темно-бордовом сукне замелькали черные и красные картинки, туда-сюда перемещались по столу кучки купюр. Полонский опрокидывал в себя одну порцию виски за другой, его противник не спеша потягивал свою порцию горячительного и хохмил почем зря. Мой напарник явно почуял большой улов, и шутки-прибаутки так и сыпались из него. Лихорадочное возбуждение охватило и меня — или это просто шалили нервы? Я закуривала новую сигарету, едва успевал дотлеть только что раздавленный в пепельнице окурок, наравне с мужчинами пила горячительное и безудержно хохотала в ответ на очередную скабрезную шуточку своего псевдомуженька.
К полуночи вся наша честная компания уже изрядно захмелела, в воздухе повис стойкий запах спиртного и табака. Но никто не спешил вставать из-за стола, чтобы открыть окно и впустить в комнату хотя бы глоток свежего воздуха. Полонский уже давно стянул шейный платок и ослабил ворот белоснежной рубашки; все чаще он картинно откидывал свои черные кудри назад, при этом на несколько секунд низко наклоняясь над столом. И я заметила, что в этот момент наш напарник по покерному столу откровенно зевал. Что ж, та доза горячительного, которую сегодня влил в себя господин Полонский, могла бы свалить с ног и здорового быка — странно, что он вообще сохранял способность здраво мыслить и довольно неплохо просчитывать комбинации ходов. Кронштадтский тоже уже явно вымотался и в какой-то момент, все еще продолжая сыпать остротами и держать марку стойкого кутилы, под столом легонько толкнул меня носком ботинка. На секунду мы обменялись взглядами, и по его условному знаку я сразу поняла: на сегодня достаточно.
