— Удивляешь ты меня, племянник. Что с тобой? Тебя будто подменили. Слушаю тебя… и мне кажется, словно ты все это в бреду говоришь. Как же мы, крестьяне, можем спорить с Каплан-беем? Вот в Горице попробовали заспорить со своим Малик-беем, и что с ними стало? Послушай меня, племянник, образумься! Ведь у тебя семья. С беем опасно ссориться: земля-то его… Лучше договориться по-хорошему. А нам суждено терпеть до тех пор, пока не сложим своих костей. Такая уж наша доля. И так оно было с нашими отцами и с нашими дедами, мир их праху и успокоение их душе!
Гьика закусил губу и раздраженно стегнул прутиком по ветке можжевельника, будто хотел сорвать на ней досаду.
— Нельзя всю жизнь только и делать, что говорить бею: «Слушаюсь, бей! Будет исполнено, бей!» Что же получается? Я в поте лица, не щадя сил, обрабатываю землю, а весь свой урожай должен отдать бею, тогда как мои дети остаются без куска хлеба! Но этого мало. Мы еще должны выражать бею свою покорность не только когда он обирает нас, но и когда бьет нас, бесчестит! Скажи на милость, дядя Коровеш, разве это жизнь, достойная человека? — воскликнул Гьика и с еще большей силой хлестнул прутом по можжевельнику.
Старик закурил, ласково посмотрел на Гьику и сказал:
— Правильно говоришь, племянник, очень правильно, но кто же осмелится тягаться с беем?
— Мы все! Кто же другой? Пусть даже нам придется погибнуть, но уж если умирать, так хоть сразу, это по крайней мере лучше, чем жить, умирая каждый день…
Тут разговор их прервался, потому что Коровеш заметил приближавшихся к ним четверых всадников.
— Видишь там верховых? — и он вгляделся пристально. — Это, должно быть, он со своими кьяхи.
— Да, он, — процедил сквозь зубы Гьика.
— Что ж, пойдем, — вздохнул старик, и оба крестьянина двинулись в сторону Каменицы, чтобы, миновав виноградники, выйти у Скалистого ущелья на дорогу и по ней добраться до села.
* * *
Между тем четверо всадников, свернув с шоссе, направились в сторону села. Один из них ехал впереди. Он был в охотничьем костюме, с двустволкой за плечами, биноклем и патронташем. Из-за пояса сверкала серебряная рукоятка револьвера. Одной рукой он сжимал поводья, в другой держал красиво заплетенный кожаный хлыст. Хозяйским оком всадник поглядывал на поля и виноградники и время от времени что-то бормотал себе под нос.
Это и был Каплан-бей, владелец поместья Дритас. У него вошло в обыкновение дорогой никогда не разговаривать со своими спутниками, а только внимательно поглядывать по сторонам да покуривать. А если перед отъездом из дому ему случалось побраниться с женой, тогда он всю дорогу был зол и мрачен.
