Вспомнил я, как бежали от меня, и рассмеялся! Вот откуда брались тогда разные черти, лешие да «болотные бабы» — от собственной трусости. Да и то сказать, темный был народ, неграмотный, всякой болтовне верил.
Были у меня на чердаке сухие доски припрятаны, смастерил я из них на скорую руку улей, посадил в него своих «дурных мух», и такая тут меня радость взяла, что и сказать нельзя. Где бы ни был, что бы ни делал, а все меня домой к пчелам тянет, все хочется посмотреть, как они из улья вылетают да медок носят. Все свободное время я тогда только и торчал у своего ненаглядного улья. Сейчас вспомнить даже смешно.
Года через четыре стала у меня от этого роя небольшая пасека. Тут я и с Марьюшкой за ее находку расплатился, а когда мед качаю, обязательно ее деткам отведать пошлю. Очень удивлялась тогда вдова, что «благие мухи» такой сладкий мед делают. Так вот и появились в нашем селе пчелы: стал я рои кое-кому продавать, другие любители стали разводить свои пасеки. Перед колхозами у нас в селе уже пасек двадцать по мелочам было. А когда колхоз организовали, мы и пчел обобществили, и стала у нас большая колхозная пасека. А начало всему — от Марьюшкиных «дурных мух» пошло.
Много ли одна пчела соберет меда?
Скоро гости к тебе соберутся,
Сколько гнезд понавьют, — посмотри!
Что за звуки, за песни польются
День-деньской, от зари до зари!
И. Никитин
А весна-красна все разгуливалась. С каждым днем на лесных полянах становилось все больше цветов. Не успела отцвести мать-и-мачеха, медуница, вербы, волчье лыко, горицвет и сон-трава, как на смену им развернул голубовато-фиолетовые головки-лодочки мышиный горошек, расцвели одуванчики, словно снежными кустами покрылись стройные, кустистые черемухи, нежно-розовые косынки накинули дикие яблони, словно девушки в праздничный день, нарядились рябины. Пышно цвела черная смородина, таволга и ракитник — цвел весь подлесок. Весна-красна, словно к большому празднику, пестро убрала весь лес.
Прожив многие годы среди природы, дед Никита хорошо изучил начало и продолжительность цветения всех медоносов. Правда, сроки эти в разные годы меняются. В жаркое лето все растения зацветают раньше, в холодное и дождливое — позднее. Но и тут дед Никита приноровился. Он заметил, что все цветы распускаются в определенной последовательности, какой бы ни был год. Самая первая распускается мать-и-мачеха. Она цветет на проталинах, когда кругом еще много снега. На пятый день после мать-и-мачехи зацветает орешник, на двадцать первый — одуванчик. Вишни, сливы и груши цветут на двадцать девятый день после мать-и-мачехи, яблони — на тридцатый, лесная малина и синий василек — на пятидесятый, иван-чай — на шестьдесят третий, а липа, одна из лучших лесных медоносов, зацветает на семьдесят пятый день, в начале июля.
