Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса.
Первое, что мы видим в свете проделанного нами анализа тенденций русской литературы, — что нарушенная аффектация Курилова — не частное недоразумение неумелого романиста. Куриловский тип аффектирования целиком и полностью следует классическому канону описания тургеневского юноши. Совершаемое им всякий раз в отношениях с женщинами «возвратное движение», как и конечный удар смертельного недуга сразу после первого любовного поцелуя, десексуализированные воля и мечтательность, жизнь под знаком бытия-к-смерти — всё это набор классических характеристик тургеневского юноши. Его трудовое усилие — опять-таки в духе канона показанное крайне абстрактно — характеризуется, как и вообще его личность, через несоразмерность и неподрасчётность, через «горение». Именно так выглядит трудовое усилие Инсарова и Базарова. Да и смерть Курилова — после операции, почти под ножом хирурга — отсылает нас к смерти Базарова.
К этой очевидной фигуре подспудно привязана другая — прометеевски-титаническая. Курилов — бывший литейщик, в книге действует и его хромой учитель, «знаменитый на всю страну мастер литейного дела», отсылающий нас к Гефесту. Сама фамилия Курилова, подчёркнутая курением им трубки, призвана усилить эту характеристику «сына земли и океана». Кроме того, его сегодняшнее дело — из области регулирования механических соразмерностей. Более того, «антинебесная» богоборческая позиция Курилова много раз подчёркивается в романе вплоть до самого конца, когда Курилов рассказывает почти дзенскую притчу о слоне, превращённом в механического бога. Выслушав эту притчу, сосед Курилова по палате делает глубокое замечание, что Курилов никакой не атеист, ибо атеисту Бог безразличен. Курилова он называет богоборцем. Всё это — вполне достаточные знаки, чтобы увидеть титанически-прометеевскую природу фигуры Курилова. Подобно ивановскому Прометею, Курилов куёт будущее, будучи несвободен в этой жизни и твёрдо зная основные контуры будущего, из которого он черпает смысл своей сегодняшней жизни (марксистская «свобода как познанная необходимость» — прометеевская свобода).
