– Берегитесь комаров! – кричит им вслед служащий за стойкой, и они не понимают, шутит он или говорит серьезно. – Тут много малярийных…
Перед ними вдруг открывается огромный простор бетонной площадки перед ангарами. Пространство их оглушает. После душной машины, после спертого воздуха бытовки они, наконец, дышат полной грудью. Тепло ночи застало их врасплох. Уже лето – а им никто и не сказал. Вдалеке, там, где кончается твердый ровный асфальт, видна голая степь аэропорта, желтая трава, сигнальные огни вдоль взлетных полос. Ветер доносит до них запах выжженного солнцем поля. На самом горизонте вокруг второго терминала веером выстраиваются самолеты, громоздящиеся на крошечных шасси. Самолеты кажутся покорной добычей паразитирующих на них, пусть и безобидных, всюду снующих машин: фургонов с бортовым питанием, тележек с багажом, подъемных платформ с механизмом, напоминающим ножницы. Пассажирские и грузовые лайнеры беспрерывно взлетают к облакам, исчезают в ночной тьме.
В трех метрах от них произвольно нанесенная разметка обозначает границу, которую они не могут нарушать, поскольку у них нет допуска на взлетное поле.
– Тут водятся кролики, – важно заявляет Аристид.
Кто-то рассказал ему, что их тут так много, что можно ловить их голыми руками.
– И утки тоже водятся.
– Ну конечно, – говорит Виржини. – Ты веришь всему, что тебе говорят.
– И даже кабаны.
Кажется, будто они ждут какой-то несуществующий автобус в глухом парижском пригороде.
– Ну уж ежевика точно есть, – сдается Аристид, указывая на жалкий колючий кустик, торчащий из земли возле бытовки.
Он подходит к кусту, приседает на корточки, собирает ягоды. Возвращается и подает их Виржини в горсти. Она берет одну черную, душистую, нагретую солнцем ягоду. Затем смотрит на часы, словно о чем-то вспомнив.
– У тебя завтра во сколько начало? – спрашивает Аристид.
– В восемь.
– Идешь одна?
– Нет.
– С Тома́?
Ей не нравится, что он произносит это имя. Он хочет понять, знает ли Тома́. Уже не в первый раз он устраивает ей такие детсадовские проверки.
– Я пойду с подругой.
– С какой?
– Ты ее не знаешь.
– С какой?
– Ее зовут Магали.
– Отлично. То, что нужно для похода на аборт. Преданная подружка по имени Магали.
Она ненавидит это слово, «аборт», а он произносит его нарочно. Она спрашивает себя, что останется от этой ночи, будет ли она помнить ее, когда состарится, когда уголки ее губ опустятся книзу. А Аристид? Однажды в машине, когда они остались вдвоем, он принялся гладить ее руки. Потом поднес ее ладони к губам и поцеловал. Помнит ли он об этом? У нее слегка кружится голова. Она с самого обеда ничего не ела, кроме одной ежевичины да пары ломтиков картошки фри. В другой раз, перегнувшись через нее, чтобы что-то достать, он потерся щекой о ее руку, как кот. Помнит ли он об этом?
