Полнолуние.
Выключил свет.
По бокам мелькают, переворачиваются в своем проективном движении осенние поля, дышащие легкой испариной, зависшей над ними, как призраки драконов.
А прямо на меня летит, чуть дрожа, залитая лунным светом дорожная лента.
Выключил мотор.
С горы разогнался быстро. Так и парил без звука и света.
Чуть дрожит призрачная дорога, свистит ветер в ушах, шевелятся полупрозрачные драконы, и луна ласково — мертвенным светом освещает все это безобразие.
* * *
Двери вагона с тихим шуршанием закрылись. В окнах в последний раз мелькнула ее серая курточка, и поезд, быстро набирая скорость, увез от меня мою мечту.
Ну и пусть.
Ну и ладно.
Какая она умница все‑таки…
— Мы пойдем сейчас ко мне, пить чай!
— Нет, Макс, я знаю, чем это кончится.
— Ничего подобного. Если я зову женщину пить чай, даже в час ночи, это означает только то, что мы будем вместе пить чай. И ничего больше.
— Нет. Ты меня дуришь.
— В благородство никто не верит, а жаль…
— Ну, скажи честно, если бы я согласилась, ты бы и не попробовал продолжить?
— Нет…
Она хватает меня за плечи и начинает, смеясь, трясти как грушу.
— Тогда ты не мужик, Макс!
— Я не мужик. Я мужчина. Пойдем пить чай, и ты увидишь разницу.
— Нет.
Качает головой из стороны в сторону, как делают маленькие дети, но в ее зеленых глазах, еще секунду назад озорных и быстрых, теперь читается то самое сожалеюще-ласковое выражение, которое заставляет почувствовать вечное превосходство девочки — женщины над мужчиной — пацаном.
Нет. Она не пойдет.
Хочется завыть от отчаяния, задрав голову к сводам метрополитена.
Но, черт возьми, мы бы действительно просто пили и просто чай! Честное слово. Ты сидела бы рядом на табуретке, а я любовался бы тобой. Всю ночь.
— Макс, я мужу не изменяю.
Сказано без бравады и пафоса. Констатация факта. Я это и так знал. Такие женщины не способны на полумеры и полутона. Они просто однажды уходят, и не вернешь.
Ну и не изменяй. Это же не мешает мне смотреть в твои глаза, похожие на прохладные капли прошедшего дождя на зеленом листке, ласкать взглядом твои плечи и долгие, тонкие запястья. Видеть смену улыбки и задумчивости на нежном и в то же время озорном лице. Какая разница, чья ты жена? Ведь за погляд денег не берут.
Но я смотрел на нее и понимал, что если бы встретил лет десять назад, то забыл бы обо всем. Скомкал бы свою и, может быть, ее жизнь в жаркой ладони — и крути меня, нелегкая… А что потом? Часы ослепительного счастья и годы сожалений. Что я могу ей дать?
