— Как это называется, что вы делаете сейчас? — Шахраю хочется поговорить с Барздыкой.
— Ай, начальник, ты что ж, не видишь?
— Вижу. Много земли у тебя?
Тут уже оцепенелость спадает с Барздыки. Разговор о земле будит его и тревожит.
— А? Чего? — переспрашивает он, прикидываясь глухим.
— Много, спрашиваю, земли у тебя?
— А вот,— неопределенно разводит Аркадь Барздыка руками, то ли указывает на эту делянку, то ли охватывает все, что можно охватить глазом...
— И это всего? — не понимает Шахрай.
— Да нет, еще трошки есть.
— А сколько же трошки?
— Трошки...
— Ну сколько трошки — десять, сорок соток, гектар? Сколько в среднем у князьборского мужика земли?
— Трошки... десять, сорок соток, гектар в среднем.
— Не пойму,— крутит головой Шахрай,— так десять соток или гектар в среднем?
Барздыка с мольбой смотрит на Ровду, хоть и ничем не выдает, что знает его, просит глазами подсказать, как ответить, как вывернуться ему. Сумятица, буря в душе у Барздыки, ни на что не может он решиться.
— Ай, начальник, ну чаго ты да мяне причапився? В средним, в средним... Кольки у кого навозу того хватае, тольки и земли в средним,— ловко увертывается, уходит от прямого ответа Барздыка. Но Шахраю неймется. Пока шли пешком с Матвеем, он позволил себе расслабиться, быть может, о чем-то и взгрустнуть. Но сейчас он опять в броне, перед ним что-то непонятное, как бы продолжение тех болот, через которые они шли и ехали неделю, то, с чем он должен бороться ради блага этого же несговорчивого, скрытного мужика.
А Барздыке такой разговор по душе. О навозе он может поговорить даже и с начальством, что начальство в навозе понимает.
— Навоза хватае. Вот кольки скотина дае да вы еще добавите, стольки и есть, весь наш.
— А сколько она дает, сколько скотины у тебя?
Такой поворот вновь, чувствуется по всему, неприятен Барздыке. Он тяжело смотрит, но не на Шахрая, а на Ровду: не финагента ли навел на деревню этот Демьянов байстрюк?
— Да волики во... Ну коровка...
— Не прибедняйся. Еще что-то там, чую, в сарае твоем мычит.
— Ну, быцок мыцит...
Ровда рассмеялся, вконец допек Барздыку Шахрай. Зацокал Барздыка, а князьборцы цокать перестали уже лет пятнадцать, Барздыки же вообще никогда не цокали. С цоканьем этим — их, ровдовский говорок. «Быцком» своим Барздыка уже напрямую обращается к нему, к Ровде. И Ровда не отказывается:
— А к быцку целоцка, так, Аркадий Прохорович?
— Та-ак. А к быцку целуска,— щерит желтые зубы Барздыка.— С приездом вас, Матвей Антонович, рады, рады.
