В старице, что под самыми хатами Князьбора, в двадцатисаженной яме, на которую и сегодня смотрит сарай Махахея, завелось какое-то чудище. Ни утке, ни гусю не удавалось проплыть над той ямой. До середины доплывала еще птица, а там мах-мах крылом, будто кто ее за ноги ухватил. Лишь круги на том месте расходятся да перо вертлявое мечется. А однажды не птица, а кабанчик начал рваться из воды, свечкой встал над водой, взревел диким голосом и захлебнулся. Обозленные князьборцы отковали в кузнице крюк, дед Тимоха Махахей не пожалел молочного кабанчика. Зажарила его баба целиком на вертеле и на крюк, а крюк на веревчину и в яму вместе с поросенком. Свободный конец веревки привязали мужики к дубу и стали ждать. И долго ль, коротко ли ждали, то уже забылось, просто так ждали или не тратили мужики времени зря, этого уже нет в памяти. А вот что передрался он, Тимоша, с друзьями — кому достанется чудище болотное — это хорошо помнится. Но раздел, ры кончились, затрясся горькой осиной дуб, за который веревка была привязана, ухватились мужики за веревку, видят, не стянуть им. Махахей-дед гармонику в сторону, пару волов подогнал. Волы в первую минуту вроде бы взяли, но два шага ступили, на третий их силы не хватило, повело волов из стороны в сторону.
— Цоб-цоб-цоб,—закричали мужики, а волы, кажется, и не слышат, шатаются уже.
— Нечистая сила,— заголосили бабы. Тимох с хлопцами, что белки, по деревьям сиганули. А волы уже на коленях.
— Ой, пропали волы, ой, нема уже воликов наших,— схватилась за голову старая Махахеиха. — Грало старое, дурань сивы.
— Режь, руби, секи оверевку! — поддал жару Барздыка.
— Я тебе секану, я тебе рубану,— это Махахей. И воликов ему жалко, и веревку тоже жалко, и порося стравил — за все быть битому ему. Старая уже за палку взялась.
— А вот тебе волики, а вот тебе кабанчики... И кабанчика нема, И гармонь — грало твое чертово утоплю.
Озеро колыхнулось и пошло на берег, раздалась вода над ямой, поднялась вверх и выплеснулась на людей, на волов. Махахей схватился за веревку, спасая скотину, имущество свое, и в ту же минуту был в старице. Барздыка не вытерпел, полоснул ножом по веревке.
— Туда тебе, старому дурню, и дорога,—сказала Махахеиха. Но Махахея вытащили из воды, сам он, помогая матерком, злостью своей держась на воде, выплыл. А черт, нечистая сила ушла.
— Ты хоть видел ее? — обступили его мужики. — На кого похожа?
— Видел... На бабу мою она похожа, потому и не приняла меня,
