Наконец я все приготовила, салат нарезала, маринованные помидоры из глиняной кадки достала, а ребят моих не видно. Стала накрывать на стол. Тут Додо из гамака вылезла, девок с матраца согнала — пожаловали, когда все готово!
— Благодать у вас! Просто благодать! Даже вспомнить жутко, по какой жаре мы ехали. Извини, Полюшка, что не помогли — сил никаких.
— Ничего,— говорю,— я привычная.
— Лиа! Нелли! Живо на стол накройте! — а сама ко мне подходит, вкрадчиво так за талию обнимает.— Ну, как вы тут? Ладите или?..
— Да живем помаленьку,— говорю.
— Не поддавайся деревенской трясине. Ты же красивая баба! Следи за собой. Я тебе кремы оставлю, лосьоны... Покажи-ка руки!
Я левую протянула, правая занята.
— И это женская рука! —вертит мою ладонь и смотрит чуть брезгливо.
— Подои вместо меня,— говорю я,— да свиней покорми, да дрова наруби, да старуху обмой, да всю ораву обстирай...
— Можно подумать, за меня все Пушкин делает! — фыркнула.
Мне этот разговор как ножом по сердцу.
— Жара уже спала,— говорю.— Давай пообедаем на веранде.
— Как тебе удобней, Полюшка. Ты хозяйка...
Забегали девчонки по комнате, заскрипели буфетной дверью, как бы посуду не переколотили.
— Тетя Поля, а это куда?
Свекровь шум услыхала, опять палкой в стену.
— Ну, чего тебе еще, мать?
— Что там за беготня?
— Обедать садимся. Сама же сказала...
— Доментий вернулся?
— Нет.— Без него садитесь?! — возмутилась.
— Неужели с голоду помирать?
— Нельзя без хозяина за стол... Если детям невмоготу, их покормите.
Не люблю эти церемонии, не привыкну никак! Думаю: ладно, мы пока сядем тихо-мирно, чтоб старуха не слыхала, а там, глядишь, и Доментий объявится.
Но Джано тоже уперся:
— Детей покорми, а мы дождемся. Что за стол без хозяина!
Мы с Додо переглянулись, плечами пожали. Она пошла за мной на кухню.
— Дай, ради бога, кусок хачапури.
Отрезала ей половину.
— Что-то родственнички мудрят... — говорю. Она рукой махнула.
— Да ну их, хватаются за соломинку! Все это давно по швам трещит. Не будь мы в гостях, я б своему показала!..
Посмотрела на нее. Хачапури пальчиками держит, мизинец оттопырила, ногти длинные ярким лаком покрашены. Она в нашем доме, как трава в винограднике: вроде и высока, и зелена, но там ей не место.
Прибежали наконец ребята с речки. Трусы не обсохли, майки повылазили— шпана деревенская, да и только. Засмущались. Ихние по одну сторону стола встали, мои по другую.
— Обнимитесь! — говорит Додо.— Вы же друг другу двоюродные!
