А свекровь последнее время переменилась. Мягче стала. Одной ногой на том свете, а нас наставляет. Может, и впрямь перед уходом? Уходят отцы-матери, наш черед настает, укрыться не за кем...
Вдруг меня осенило: чем без толку сидеть, накатаю-ка я Верке письмо.
Достала опять из Петькиного ранца тетрадку, двойной лист из середины вырвала, посмотрела на часы и села.
«Здравствуй, дорогая моя сестрица Вера!» — Вывела и призадумалась. Во дворе куры копошатся, цыплята возле конуры дерутся,
' Джульбарс дрыхнет на припеке, повыше в зарослях ежевики индюшка озирается испуганно. Жарко. Цикады трещат... А что теперь у нас? Яблоки тихо поспевают. Над зеленым собором галки летают. Перед Домом крестьянина квасом и беляшами торгуют, тополиный пух ползает по площади, все лужицы, как снегом, припорошены.
«Получила твое письмо. Очень ты меня обрадовала: написала такое толстое письмо и про Алешу, и про детей, и про знакомых. Спасибо тебе за письмо и за то, что помнишь еще сестру Полину. А я боюсь, что скоро по-русски и писать-то разучусь.
Хочу тебе сообщить, что живу я ничего. Тут родня моего Доментия, кто поумирал, кто разъехался, тише стало.
Раньше родственники городские любили летом наезжать, как на дачу, теперь больше не беспокоят. Живем со свекровью. Она болеет, год как не встает и не встанет, наверное, ноги совсем не держат, напоследок все наставляет, учит, боится, как бы чего ,не забыть.
Доментий работает дежурным электриком на винном заводе, сутки дежурит, трое дома. Только ты не думай, что, раз на винном заводе, значит, не просыхает. Пьет редко и, когда выпьет, всегда хороший очень, лучше, чем трезвый. Тебя часто вспоминает, говорит, плохая сестра, почему с детьми летом не приезжает: у нас, дескать, красота и воздух. Я ему толкую, что дети у тебя уже взрослые, небось по стройотрядам ездят, деньги зарабатывают. То, что ты про Ирку свою написала, очень меня обрадовало, и телеграмма ее понравилась, хоть в газету пропечатывай, только насчет ее пятилетки ты не очень верь, а лучше следи позорче да припугни пошибче, чтоб с ней моей беды не приключилось. Как ни верти, а хорошего мало.
Иногда думаю себе: по какой дороженьке жизнь покатилась бы, не встреть я в ту зиму моего Доментия? Подрабатывала бы в в/ч, гуляла бы с «макаронниками». Они ребята ничего, только шибко гуталином пахнут. Как Петькин отец говорил: «Туши свет и выходи строиться!» А порой так мне порядок и дисциплина надоедают. Одно и то же, одно и то же изо дня в день! Ты вот намекаешь, что старость подкрадывается. А я ее не чую!»
