Я вроде непотребной шлюхи, в которой вдруг взыграла гордость. Кого только не таскал в свою деревню и не поил вином из отцовского марани! А тут вдруг оскорбился! Во мне заговорили другие времена...
Танечка спросила меня: что у тебя в горах? Капище? Святыня?Какая, к черту, святыня. Для меня давно нет ничего святого. Но родники моей деревни текут не для всех!..
Тянусь к отверстию на панели приборов, где раньше помещался японский магнитофон со стереодинамиками: «Мани-мани-ма-ни...» Теперь на месте «мага» типовой шоферский «бардачок» со всяким хламом. Извлекаю из него пачку сигарет, закуриваю... Нет ни гейши под зеркальцем, ни тигра над задним сиденьем, а сигнал с итальянским «бельканто» осип — несмыкание связок. Деградирую со страшной силой. Или возрождаюсь?..
В тени дубов на заднем дворе отец плел большую корзину — годори. Его узловатые руки с толстыми мозолистыми пальцами ловко прокладывали ореховые прутья между колышками.
«Куда гостей дел?»—«На речку отправил».—«Опять с динамитом? Попадутся — не откупятся. Теперь с этим строго».— «Нет у них никакого динамита. Зачем звал?»—«Затем, что сам никогда не придешь».— «Только недолго, я обещал за ними заехать».—«Ничего, пешком поднимутся. Молодые...»—«Не узнаю тебя, отец. А как с прославленным гостеприимством? Люди до сих пор похваляются — у Большого Георгия были».—«Помолчи, Сардион. Значит, они твои товарищи по работе. Я правильно понял?»—«Правильно».—«Хорошие работники! И как ты в эту гоп-компанию угодил? А? Ну-ка подвинь прутья... Покружило тебя по жизни, как перышко, из курятника выдутое, и занесло в эту самую филармонию. Так, что ли? Неужели не тошно, когда жизнь тебя кружит или за шкирку таскает, как бестолковая мачеха. Туда ткнет, сюда ткнет. Там жену подсунет, там работу. И получится в итоге из тебя то, что сделает случай. Не мои деньги и советы, не материнские слезы и заботы и даже не твое желание, а случай. А случай, он и есть случай, с него взятки гладки».—«Отец, тебе не кажется, что я староват для нотаций».—«Ума набраться никто не стар. Вчера узнал от твоих дружков, что мой сын решил перо попробовать. Примериться к писательству. Это правда?»—«Правда. Комедию из своих скетчей состря-' пал. А что? Забыл разрешение спросить?»—«На такое дело не у меня разрешения спрашивать, герой.— Прокладывает несколько рядов прутьев, отдавливает их книзу, хмурится.— Ты, я смотрю, одно понял: люди позволят столько, сколько сам себе позволишь. Для такого знания ума не надо, хватит наглости».—«За что, отец? Если мои друзья тебе не по нраву или не ко времени, скажи, сегодня же их отправлю».—«Друзья ни при чем, Сардион. Ящерки чуют приближение землетрясения, но не по их же вине скалы рушатся. А братец твой чего удумал, слышал? И ведь не отговорить...»
