– Кем тебе вообще Джим приходится? – задал очередной вопрос Маркус.
– Он мой нынешний учитель по фортепиано, – улыбнулась Белль. – Так уж всё совпало.
Учитель по фортепиано, заядлый мятежник, скрывающий в Проспект-Хайтсе, лучший друг Кэсс Вайтфейс. Что ещё представлял собою Джим?
– У Коллендж нет никаких чёрных списков? – вдруг спросила Кэсс.
– Только если Подозреваемых можно назвать входящими в чёрный список, – ответил Джим.
– Нет, я слышала, что очень многих внесли в список Леты или что-то в этом духе, – покачав головой, возразила она. – И под многими я подразумеваю первых мятежников.
Джим призадумался, Мирабель – тоже. Сандра будто бы сидела на конференции китайских бизнесменов, Маркус… Про Маркуса вообще ничего сказать было нельзя. Непроницаемый.
Кануть в Лету значило пропасть навсегда, быть стёртым из жизни. Если подобный список и существовал, значит, тех, кто в него входил, предпочитали считать мёртвыми.
Значит, Кэсс и Джим были для Аманды Коллендж и её сподвижников мертвы. Как и Джоанна Уэсли, Ричард Грин. Мёртвые живые, собирающееся дать отпор живым, но мёртвым.
– Да, вроде есть такой, – согласился наконец Джим. – Ты права. И мы в нём.
– Зачем им вообще понадобилось его составлять? – удивилась Сандра.
– Это ты уже у них спрашивай, не у нас, – на полном серьёзе посоветовал он.
– Может, расскажете что-нибудь? – предложил Маркус. Джим пожал плечами.
– Кэсс сказала, вы и так знаете уже немало. Добавлю лишь, что еда в Штабе отвратная, по крайней мере, у нас была отвратной. Хотя я не прочь бы туда вернуться на денёк. Чтоб разнести всё к чёртовой бабушке. Или чтобы посмотреть в детство. Это уже как по обстоятельствам сложится.
Кэсс тихонько засмеялась, то ли весело, то ли нервно. Определить было невозможно.
Мирабель смяла лист бумаги и откинулась на спинку кресла, запрокинув голову и уставившись в потолок. Сандра смотрела на неё, пытаясь удержать в голове её образ. Кто знал, когда они ещё встретятся. А запомнить её хотелось. Такая умная, озорная, да ещё и знакомая Маркуса и Хлои. И имя ещё такое необычное, как и прозвище. Интересно, кто её так прозвал?
Про книгу Джеймса Барри Сандра вспомнила не только из-за прозвища новой знакомой. Про неё она вспомнила и из-за списка Леты. Почему-то ей вспомнился Неверленд, страна, в которую она так хотела попасть, будучи маленькой девочкой. Это только когда она выросла, ей пришло в голову, что нельзя исключать Того факта, что тот же Питер Пен всегда остаётся ребёнком потому, что он давно умер, а Неверленд – рай, приют умерших детских душ. Получается, что попасть туда можно было лишь через собственный труп. Может, выглядит оно и романтично – жертва ради попадания в лучший, потусторонний мир, – но оно того не стоит. Тем более, неизвестно, попадёшь ли ты туда или нет.
