Птицы закончили славословие и теперь озабоченно обсуждали текущие проблемы. Вторая половина лета, птенцы давно покинули гнёзда, и пора думать о зимней эмиграции. Молодая белка, худая и подвижная, каждое утро ждала встречи. Наверное, была в него влюблена. Хвост, пушистый и прозрачный, как ёршик, занимал большую часть тела. Чистые аккуратные ушки венчали милую мордочку с чёрными бусинками восторженных глаз. Максим подмигнул симпатяге. От восторга та чуть не свалилась с ветки и тут же, смущённая, умчалась. Сверчки скороговоркой трещали, восторгались прекрасной погодой, сплетничали. Кузнечики, как обычно, целеустремлённо соревновались в прыжках. Синицы и малиновки неистово подбадривали спортсменов. Ворона, каркнув, строго предложила всем заткнуться: «Не видите, человеку надо сосредоточиться!»
Психиатр наверняка бы удовлетворённо хмыкнул. Но психиатры здесь не водились.
На своей любимой поляне, оборудованной настилом из шлифованных дубовых досок, Максим расстелил мягкий коврик и уселся в позу покоя, закрыв глаза. Трижды неторопливо пропел: «Ом-м-м…». Звук тянулся мягко, словно возникая сам собой на выдохе, и так же незаметно замирал. Вот так и Бог когда-то с выдохом сотворил этот мир. Насекомые старательно подпевали. Особенно усердствовал чёрный шмель, басивший, как дьякон в церкви. Через несколько секунд мозг привычно отключился. Теперь, когда разум перестал тарахтеть, как спортивный комментатор во время футбольного матча, всё изменилось, наполнилось глубокой тишиной, лишь подчёркиваемой галдящей реальностью.
Земля раздалась вширь и вдаль, любая травинка, каждый звук обрели своё главное предназначение: обрамлять безмятежный покой, возникший у него в голове. Предметы не слились в безликую массу, а, наоборот, обрели ещё большую индивидуальность, стали значимы.
Так мы сидим в театре. На сцене гремит хор, воспевая сражающихся героев, но в зале царит трепетное безмолвие. И зрители готовы шикнуть на невежду, негромким шорохом конфетного фантика нарушившего волшебную тишину.
Максим из туманного зала застывшего разума отрешённо наблюдал картину «Утро в лесу», правда, без резвящихся медведей.
Постепенно в плоть вплелись волны окружающей энергии, исходящей от воздуха, земли, деревьев и всего прочего, известного и неизвестного людям. Он поддался этой силе, слился с ней. Послушные мышцы гибко и мягко перетекали от одной позы к другой. Он превращался то в потягивающуюся собаку, то в раскрывшую крылья бабочку, то в готовую к броску змею. Становился деревом и посохом, мостом и ручьём, а в конце стал трупом. Многие полагают, что в позе «Шавасана» нужно просто лежать неподвижно с закрытыми глазами. Но приходится годами тренироваться совсем не для того, чтобы правильно выглядеть после смерти. Это одна из сложнейших асан, позволяющая достичь состояния глубокой медитации.
