— За что вы ее так? — мягко спросил Жакмор.
Кто-то из зрителей, стоявших тут же, равнодушно ответил:
— Сами видите, жеребец-производитель, а согрешил.
— Не такое уж тяжкое преступление, — заметил Жакмор.
Человек только сплюнул в ответ. Тем временем начали прибивать правую ногу жеребца, и Жакмор с содроганием увидел, как острие гвоздя, вогнанного одним ударом, разодрало шкуру, побелевшую от боли. Конь коротко и страшно закричал. Его плечи захрустели под чудовищным нажимом палачей, изо всех сил старавшихся прижать его копыта к тяжелой двери. Наконец, им удалось согнуть плечи животного, и тогда между плечами и передними ногами образовался острый угол, в проеме которого повисла его выразительная голова. Привлеченные запахом крови, мухи уже облепили раны у гвоздей. Двое, державшие задние ноги, теперь разделились и приложили каждый свое копыто к прямой перекладине, прибитой к низу двери. Жакмор, замерев, не спускал глаз с происходящего. Какой-то шершавый ком перекатывался у него в горле, и он с большим трудом, но все-таки проглотил его. Живот жеребца нервно подрагивал, объемистый член, казалось, съежился и осел в складки кожи. Вдруг послышались какие-то новые голоса. По дороге к ним приближались два человека. Жакмор только сейчас заметил их. Один был постарше, другой совсем молодой. Пожилой, настоящий великан с заросшим щетиной лицом, держал руки в карманах; на нем была шерстяная майка; длинный кожаный фартук, порыжевший от старости, бил по ногам. Молодой подмастерье, плюгавый и хилый, волочил за собой тяжелый железный чугунок, полный раскаленных углей; из чугунка высовывалась ручка клещей, разогретых докрасна.
— А вот и кузнец, — сказал кто-то.
— Нет, вы действительно слишком суровы к этой скотине, — не сдержавшись, заметил Жакмор вполголоса.
— Это не скотина, это жеребец-производитель, — поправил крестьянин.
— Разве он сделал что-то плохое?
— Он был свободен, ему бы не грешить только.
— Но ведь, это, в сущности, его долг, — сказал Жакмор.
Подмастерье поставил чугунок на землю и с помощью кузнечного меха раздул огонь. Его хозяин некоторое время мешал угли клещами, а затем, решив, что они достаточно раскалены, вынул их из чугунка и повернулся к жеребцу.
Жакмор отвернулся и быстрым шагом пошел прочь, зажав уши. Потом перешел на бег. Бежал он неуклюже, потому что не мог размахивать руками; чтобы не слышать душераздирающих, отчаянных криков животного, он сам стал кричать. Наконец Жакмор остановился на небольшой площади. Он знал, что находится недалеко от церкви. Руки бессильно упали вдоль тела. Красный ручей, который он только что перешел по хлипкому деревянному мостику, спокойно тек, гладкий, неподвижный. Чуть поодаль от берега плавал, задыхаясь, Ля Глоир, пытаясь затащить в свою лодку ключья бледного мяса, уже истрепанного его зубами.
