— У меня нет катера.
— Тогда постройте его.
— А вот это идея, — уныло согласился Анжель.
Жакмор поднялся.
— Пора мне идти за кузнецом, она ведь настаивает, — сказал он.
— Подождите до завтра, — попросил Анжель, — подарите еще один денек бедному крошке.
Жакмор покачал головой.
— Я ничего не могу понять, если вы против, так скажите об этом прямо.
— В данном случае я нахожусь в подчиненном положении, — ответил Анжель, — и потом, я думаю, ей виднее. Она же все-таки мать.
Жакмор пожал плечами и вышел. Он так быстро спускался вниз по лестнице, что широкие, покрытые плиткой ступеньки дрожали под его ногами. Он прошел через холл и оказался в саду. Весна напичкала землю тысячью чудес, там и сям разукрасив ее огнями цветов, напоминавших роскошные лузы на зеленом бильярдном сукне травы.
На следующий день, в среду, Жакмор отправился в деревню. Он решил не идти по главной улице и через площадь, где торговали стариками. Перед самой деревней психиатр свернул на тропинку, шедшую огородами. Здесь росли дикие жгучие волокнистые растения, которые крестьяне называли укропива. Кошки, устроившись на заборах и подоконниках, лениво грелись на солнышке. Стояла мертвая тишина. Несмотря на постоянно грызущую его тоску, Жакмор понемногу расслабился, почувствовав, как его организм, если говорить о работе клеток, начал, наконец, функционировать. Он знал, что за домами справа тек полноводный красный ручей, и что чуть дальше он поворачивал влево. Поэтому ничуть не удивился, увидев, как тропинка, по которой он шел, совершила тот же маневр. Теперь до него наконец дошло, что комплекс деревенских ферм представлял собой полуостров, окруженный ручьем.
Невдалеке Жакмор заметил нескольких человек, занятых, по-видимому, какой-то очень сложной работой. Он подошел поближе к месту действия, и тут услышал дикий крик, болезненно отдавшийся в его чувствительных перепонках. Страдание и удивление, смешавшись в этом крике, превращались в подобие гнева; все же и оттенок некоей безропотности не ускользнул от Жакмора. Пульс и шаги его ускорились. Крестьяне, взяв вместо креста неотесанную высокую дубовую дверь, распинали на ней лошадь. Жакмор подошел ближе. Шесть человек, приподняв, держали животное перед деревянной панелью. Двое других приколачивали гвоздями левую переднюю ногу. Гвоздь, огромный столярный гвоздь с блестящей шляпкой, уже пронзал бабку, и тонкая струйка крови текла по коричневой шкуре. Так вот откуда шел тот жуткий крик, донесшийся до Жакмора. Крестьяне спокойно продолжали свое дело, обращая на психиатра не больше внимания, чем на человека, находящегося где-то далеко-далеко, в Исландии, например. Только лошадь уставила на Жакмора огромные карие глаза, из которых текли жгучие слезы, и приоткрыла длинные желтые зубы в жалком подобии улыбки, будто просила прощения.
