— Отмирай. Ты в порядке, — вынес вердикт целитель, открывая свои льдисто-голубые глаза. — Если это возможно, скажи, что тебе навеяло заклинание?
— В смысле?
— Наведенный мной «Сон Мнемозины», кроме забытых воспоминаний, вытаскивает сокрытое и подавленное — страхи, сожаления, обиды — все то, что делает человека слабым. Что тебе снилось, Аня?
Она молчала, не зная, что и думать. Исходя из того, что он помнил об авторстве заклинания, воспоминания остались при нем. Вдобавок он имел наглость интересоваться, к чему привело его колдовство!
Мужчина, вздохнув, присел рядом и быстро заговорил:
— Я прошу прощения за «Сон Мнемозины». Я был неправ, стремясь вернуть старые отношения, не учитывая твои желания. Прости, если сможешь. А если не сможешь, знай, что я готов исправить, как — то компенсировать свой неприглядный проступок, только скажи, как. Молю Ночь, чтобы ты не держала на меня зла и не ждала подвоха в дальнейшем. Прости меня, Аня…
Резко поднявшись, он отправился к Бранду, а магичка округлившимися глазами смотрела ему вслед.
Вот так легко? Покаялся в своей неправоте, извинился. И просто ушел? Притом, что вчера готов был совершить преступление, лишь бы она осталась с ним рядом? После всех лет он, наконец, избавился от болезненной зависимости?
Зарывшись пальцами в темные пряди, помотала головой, словно надеясь, что скачущие мысли сами разбредутся по местам. Не помогло. Сумбур продолжал править бал.
Видеть Давида не хотелось, но она все-таки вышла его провожать. И в очередной раз была поражена его прощальной улыбкой — легкой, беззаботной и теплой. Мужчина-скальпель, как в шутку называли его за сдержанность и холодность, куда-то исчез, оставив молодого врачевателя, к которому Анна Данилевская пришла одиннадцать лет назад на консультацию.
— Безумно хочу есть, — признался дракон. — Составишь компанию?
Задумавшись, она машинально кивнула. Понимающая улыбка лишь на миг промелькнула на мужских губах, и девушка решила, что та ей почудилась.
Определенно Юрген что — то сделал с целителем, и она обязана выяснить, что именно. Желудок напомнил о себе смущающим урчанием, и планы пришлось подкорректировать: узнает, но не сию минуту, а после позднего завтрака.
Когда настало время чая, вопрос почти сорвался с губ, как Юрген опередил ее:
— Надеюсь, ты простишь Давида. Он искренне сожалеет, что перешел черту дозволенного, и больше никогда не побеспокоит тебя.
— Отчего такие изменения? Что ты сделал?
