Я бы не отдал руку на отсечение, утверждая, что они были девственницами; об этом следует спросить их мужчин, т. е. про Лунный Камень — Септимия Севера, а про Серу — Юлия Барбакия Меркурия[12].
Что касается географии — вокруг того, что именовалось Римской Империей, всегда существовал пояс варварства. В эту же Римскую Империю следует поместить и Грецию — историческую родину идеи варварства. С этой точки зрения мы, жители Запада, — достойные сыновья своей тупой матери, поскольку для нас цивилизация — лишь мы сами, а все остальное, — такова мера нашего всеобщего невежества, — ассоциируется с варварством.
Однако следует отметить, что все идеи или понятия, которые позволили римскому и греческому мирам не погибнуть сразу же и не погрязнуть в слепом скотстве, пришли именно из этого варварского окружения, а Восток, вместо того, чтобы привнести свои болезни и свои трудности, позволил сохранить связи с Традицией. Принципы, или основы,[13] не изобретаются — они сохраняются, они передаются, и немного в мире более трудных процессов, чем сохранение понятия всеобщего принципа, настолько обособленного и в то же время растворенного в едином целом.
При этом надо заметить, что с метафизической точки зрения Восток всегда находился в состоянии монотонного бурления и там никогда ничего не приходит в упадок; и в тот день, когда волшебная шагреневая кожа принципов там значительно уменьшится, лицо мира уменьшится тоже, и все окажется на грани исчезновения. Теперь мне уже не кажется, что этот день далек.
И вот среди этого метафизического варварства, этого сексуального половодья, которое в самой крови упорствует в поисках имени Бога, и родились Юлия Домна и Юлия Мэса. Они родились из ритуальной спермы отцеубийцы Бассиана, которого я могу представить себе только в виде мумии.
Этот отцеубийца воткнул свой член в побежденное царство Эмесы, которое к тому же было не царством, а жреческим государством, и все это — царство, жречество, жрецы и царь-жрец во главе, — поклялось, что в них влита жидкая материя, что все они созданы из золота и ведут свой род прямо от солнца.
Но однажды это самое жречество, которое ловко манипулировало предписаниями и пережевывало основы так, как пользуются наудачу, без всякого знания, булавками или кузнечными мехами; это самое жречество, в котором было, возможно, нечто божественное, но которое уже не знало, где это божественное находится; жречество, в котором божественное было раздавлено, сведено до нуля, как маленькое царство Эмеса между Ливаном, Палестиной, Каппадокией, Кипром, Аравией и Вавилоном, или как стиснуто солнечное сплетение в наших Западных организмах; это жречество, эта священная корова Эмесы, корова, т. е. женщина, — существо трусливое, податливое и порабощенное; это жречество, которое не смогло бы завоевать свое собственное государство грубой силой, ибо оно наслаждалось довольством в атмосфере легкости и анархии, — но чтобы объявить себя независимым, это жречество смогло воспользоваться распадом царства Селевкидов
