Перевернутый треугольник, который образуют бедра, когда живот углом уходит между ними, воспроизводит темный конус Эреба, в пагубное пространство которого внедряются в экстазе почитатели солнечного фаллоса, согласные в этом с пожирателями лунных менструаций.
Но это отнюдь не коитус — это смерть, и смерть в свете безнадежности и отчаяния, в утрате частицы Бога, беспомощное лицо которого эти изначальные религии обнажают, беспомощное и в то же время злое, точно золотая монета, которая, чтобы продемонстрировать свое верховенство над сферой низших деноминаций, взирает, как от нее отпадает частица, обремененная весом свинца.
И все это, открывая зловещий характер такой монотеистической по сути религии, доказывает, что сам Бог представляет собой лишь то, что из него творят.
Если каменные треугольники пирамид Египта являются обращением к белому свету, то надо полагать, что подземный центр храма Эмеса является чем-то вроде треугольного фильтра, фильтра для человеческой крови.
Кровь жертв, текущая сверху, не может затеряться в обычных сточных канавах, она не должна, смешавшись с обычными человеческими выделениями — уриной, потом, спермой, плевками или экскрементами, — снова вернуться в изначальные морские воды. И под храмом Эмесы имеется система специальных труб, где человеческая кровь соединяется с плазмой животных.
Через эти трубы, по огненному змеевику, витки которого сужаются, уходя в глубину, кровь жертвенных существ после обязательных ритуалов достигает священных уголков земли, соприкасается с первичными геологическими пластами, с застывшим содроганием хаоса. Эта чистая кровь, эта кровь, облегченная и разжиженная с помощью ритуалов и возвращенная повелителю преисподней, окропляет грозных богов Эреба, дыхание которых окончательно ее очищает.
Следовательно, весь храм — от вершины фаллоса до последнего витка своих солнечных труб, с протуберанцами ниш, фонтанов, барельефов и вибрирующих камней, воткнутых в стены, словно гвозди, — представляет собой единое целое, заключенное в огромный круг, который соответствует конвульсирующему кругу неба.
Именно здесь, в центре этого иллюзорного круга, словно в ожившей точке паутины в тот момент, когда ее тянет паук, находится комната с фильтром, похожим на опрокинутый треугольник. И вогнутая вершина фильтра соответствует головке фаллоса, стоящего наверху.
В эту закрытую со всех сторон камеру опускают только одного великого жреца, опускают на веревке, словно ведро в глубину колодца.
