А он подошел еще ближе. И забрал у нее чашку из рук, аккуратно разогнув палец за пальцем.
— Обожжешься, малыш, — прошептал хрипло.
У нее и правда руки задрожали дико. Не сопротивлялась. Кузьма отставил чашку на стол.
— Что же вы мне все кофе выпить не даете? — риторически выдохнула она, ощущая безумную растерянность.
И дикую потребность в том, что все равно никогда не получит из-за его упрямства…
— Эй, — тихо возмутился Кузьма, хмыкнув. — Я подарил тебе эту кофеварку. В чем ты меня упрекаешь?
Он знал, в чем. Они оба знали.
Сил нет отойти. А он впритык. Прижался щекой к ее виску. Хорошо так! Мучительно горячо. Голова не соображает. Кожа к коже. И щетина эта чертова царапает, колет, а ей от этого — лучше, чем от ласки. Все тело в дрожь уже.
Шумный вдох Кузьмы. Уткнулся носом в ее волосы, стянув шапочку, которую Кристина надевала перед обходом. Коса упала на плечо.
— Распусти, — почти неслышно просит. Потому что у обоих горло сдавило.
— Я на работе. Мне мешают длинные волосы, — из вредности больше возражала. Сама же не могла от него отступить.
— Так подстригись! — рявкнул с приказом. — Я хочу твой запах нормально почувствовать. Твои волосы. Никогда времени толком нету…
— Подстригись? — она рассмеялась, всхлипывая. — Это ты мне говоришь? Ты-то когда стричься будешь, родной?
Он и сам улыбнулся. Скривил в гримасе рот, вроде как признавая, что похож на дикаря из леса.
— Мы сейчас про тебя говорим. — Напомнил ей Кузьма.
И Кристина почувствовала, как он начал распускать ее косу, наплевав на несогласие. Только и остановить его не может — руки заняты. Вцепилась в узел его галстука и тянет, точно как он ее пряди, ослабляет, распуская.
— Тебе на кардиограмме только мешать будет, — объясняет, словно бы он спрашивает или такому ответу поверит. Расстегнула верхнюю пуговицу на его сорочке. — Потом снова наденешь, чтобы там не забыл…
— Как скажешь, малыш, — уже ей в волосы шепчет.
Трется щекой, зарывается, цепляясь щетиной за пряди.
И она ему носом в шею уткнулась, отстраниться не может. Открытым ртом дышит, глотая его запах; всем лицом, веками даже, впитывает ощущение его кожи, удары его пульса.
А руки у обоих сжаты в кулаки и «по швам». Кристина в карманы халата сунула, для надежности. Чтобы не потянуться, не обнять. И он себя держит — кажется, вибрирует от напряжения, а не позволяет себе ничего, кроме этого прикосновения лица к волосам, кроме дыхания.
— Лучше бы кофе дала, ей-Богу, — хмыкнул хрипло, а все еще не отступает. Она сама не может оторваться. — Сейчас на мне точно твой датчик сломается от зашкала…
