Записи (Niederschrift) монаха — моя работа, мое достояние. <…> Написанное мною — мое достояние. Не существует другой собственности, что была бы столь же надежна.
Тут мы можем непосредственно перейти к вопросу о третьей правде, содержащейся в пьесе «Томас Чаттертон». Еще в период существования общины Угрино, в 1921 году, Янн опубликовал в качестве манифеста драматический диалог («Той книги первый и последний лист»[37]), в котором сформулировал свою поэтическую программу:
Я раньше описывал себя, одного человека: как он живет и спит, видит сны, кушает и испражняется, и что думает и что чувствует, из-за чего жалуется и плачет и что восхваляет, и какие у него тайные волнения, в чем для него удовольствие и спасение… Но теперь я буду говорить только о тех, кто — в своем сознании — доводит сотворенный мир до совершенства. Не о том, что они едят, как спят, как ходят, стоят, жнут, сеют. Я теперь хочу показать их самих: их работу, их сущностное бытие, истекание их сверхчеловеческой потенции.
То есть: Янн здесь как бы дал себе обещание — которое впредь неукоснительно выполнял, — что будет писать только о людях искусства (понимаемого в самом широком смысле), потому что искусство представляется ему своего рода универсальной религией, поддерживающей существование человеческого сообщества.
Читая пьесу, нетрудно понять, что Чаттертон для Янна не столько мистификатор (то есть, в литературной жизни, исключительный случай), сколько фигура, олицетворяющая поэта как такового. Через этого персонажа Янн правдиво и наглядно выразил свои представления о том, что такое поэт и какова его позиция в мире.
Абуриэль — ангел (или: внутренний голос), являющийся юному Чаттертону и позволяющий ему почувствовать свою призванность, — при втором посещении раскрывает перед юношей мир книг (поэтического вымысла) и мир истории (или, скажем так, мир прошлых поколений, мир умерших). И предлагает ему:
Мертвый город живет. Теперь ты научишься смотреть на всё другими глазами. Смотри на то, что ты думаешь и чувствуешь, и считай это более достоверным, чем общепринятое. Возьми эту твою действительность и покажи ее недействительному миру замороженных деловых отношений. <…> Не пугайся! Исчезла завеса, только и всего. Греза это не греза, грезой является так называемая действительность.
В пьесе Янна «Новый Любекский танец смерти» (1931, 2-я редакция 1954) Косарь (смерть) в ответ на просьбу Матери Молодого человека, поэта,
