Сказав это, она потупилась и надулась. Лицо ее побледнело, губы вздрагивали. Петру показалось, что она сердится на что-то, но он сразу забыл об этом и задумался о Нонке. В этот вечер он не смог пойти к ней, а она-то, наверно, ждала его! И совсем забыв, что мать сидит против него, он продолжал думать о Нонке, об их вчерашнем свидании у речки. А мать глаз с него не спускала, следила за каждым его движением, огорчалась, что мало ест, и старалась по выражению лица узнать, о чем он думает. Вот, сказал, что голоден, а проглотил пять кусочков и перестал.
— Что ж ты не ешь? — спросила она.
— Как не ем? — опомнился Петр и потянулся к тарелке.
— Не ешь, конечно, а думаешь о чем-то. О чем это?
Петр взглянул на мать, и опять ее лицо показалось ему очень бледным и уставшим и еще более сухеньким, чем обыкновенно.
— Мама, уж не больна ли ты? У тебя что-то вид плохой…
— Да хоть и умру, никто плакать не будет. Теперь я уже никому не нужна, — сказала она тихим, жалобным голосом и с отчаянием покачала головой.
Петр положил вилку и отодвинулся от стола.
— Что ты говоришь? Как это, никому не нужна?
— А вот так. Высмотрела вас, вырастила, а теперь только помехой буду. Ты не сегодня, завтра вздумаешь жениться, о матери и думать забудешь, о жене все только. Мать нужна до поры, до времени, потом она станет плохой и чужой.
— Ну, так тогда я никогда не женюсь, мама! — засмеялся Петр и, чтобы развеселить ее, начал шутить: — Не женюсь, не женюсь! Да чтобы ради какой-то там жены, бросил я родную матушку — что ты!
— Да ты уже женился, — сухо прервала его Пинтезиха и снова потупилась. — Хорошую жену выбрал, нечего сказать. Матери и отцу в награду за то, что выкормили, высмотрели, — она закрыла лицо руками и заплакала.
Петр, удивленный, растерянный, сидел против нее и не знал, что сказать.
— Как так женился?
Мать опустила руки. Лицо ее было строгим и решительным, губы совсем побелели, глаза блеснули из-под покрасневших век:
— А где ты был вчера вечером? — спросила она хриплым и дрожащим голосом. — Думаешь, я не знаю, где ты был — у Колиной свинарки.
— Что ж с того, что был? — резко ответил Петр и почувствовал, как в груди у него накипает обида и злоба.
— Не смей больше ходить к ней!
— Это не твое дело! — вскричал Петр и ударил кулаком по столу так, что вилка упала на пол. Его смуглое лицо потемнело, глаза прищурились. Он отошел к двери, вернулся и остановился посреди комнаты. — Ты, что ли, будешь выбирать мне жену?
