Как же совместить естественнонаучную патетику «Необыкновенных путешествий» с ортодоксальным католицизмом автора, который так старательно подчеркивали все его французские биографы? Одна из самых больших заслуг Жана Жюль-Верна — развенчание и этой легенды. Он внимательно прослеживает на всем протяжении своего труда эволюцию религиозных взглядов писателя, от догматической веры, в которой его воспитал отец, до отказа от церковных обрядов и перехода к деизму, граничащему со стихийным материализмом. «Он остался деистом и продолжал эволюционировать в сторону от религии, сохраняя лишь какие-то основы христианского учения, прежде всего — мораль». Этот вывод подтверждается многочисленными примерами, и все становится на свои места. Вера в благотворные силы науки вытесняла из его сознания бога. Когда Елена Гленарван обратилась к Паганелю с восклицанием: «Да поможет нам бог!» — географ уточнил: «Он нам поможет, мадам, если мы себе сами поможем».
Этцель, близкий но своим взглядам к атеизму, немало способствовал постепенному отходу писателя от ортодоксальной религии. И вместе с тем в вопросах политических издатель проявлял большую осмотрительность, чем его автор, выросший на идеях Сен-Симона и осуждавший любые формы угнетения человека человеком.
Этцеля толкали к осторожности прежде всего цензурные требования. Считаясь с издателем, Жюль Верн нередко шел на уступки, но случалось и так, что долго и упорно сопротивлялся, не желая сдавать позиций. Дискуссию в письмах вызвал, в частности, образ капитана Немо.
Жюль Верн хотел его сделать поляком. Писатель сочувствовал польским повстанцам, участникам революции 1831 и 1863 годов. Репрессии царского правительства против освободительного движения в Польше вызывали его возмущение. В польском вопросе, как истинный республиканец, он был на стороне передовой общественности России, Франции и всего мира, но не мог не посчитаться с мнением издателя, учитывавшего сложность политической ситуации: Александр II относился нейтрально к войнам Наполеона III, а тот сохранял нейтралитет в польском вопросе, хотя и не изгонял из Франции эмигрантов-поляков. К тому же капитан Немо, выступающий в роли мстителя, должен был топить русские корабли и отвечать перед судом совести за гибель людей, в большинстве неповинных в политике царского правительства. В таком варианте боевые действия Немо, не говоря уже о цензурных препятствиях, не вызвали бы безраздельного сочувствия читателей. Но и предложение Этцеля превратить его в героя аболиционистского движения в США, мстящего южанам за гибель жены и детей, показалось Жюлю Верну вовсе не приемлемым: законодательная отмена рабства негров после победы северян в Гражданской войне лишила бы подобные акты мщения первостепенного смысла.
