Потом за моей спиной раздался ласковый шепот:
— Подслушиваете, маленькая дрянь?
Банка выпала у меня из рук и с оглушительным звоном разбилась. С таким же оглушительным звоном разбилась моя недолгая карьера личного секретаря. Я прилипла к стене, не решаясь обернуться. Но боковым зрением видела, как Аглая уселась на диванчик и взяла Ксоло на руки. И принялась легонько поглаживать ее лысый, вытянутый череп.
Никакой сцены не последовало, и я вдруг почувствовала сожаление: если бы Аглая разошлась, она бы наверняка одарила меня парочкой афоризмов.
— Мне собирать вещи? — спросила я, наконец‑то обернувшись.
— Вещи? — Она удивленно приподняла брови. — Какие вещи? Разве у вас есть здесь вещи?
— Кое‑что накопилось, — я ухватилась за край стола. — Блокнот, ручки, точилка для карандашей, две пары туфель…
— Кстати, насчет туфель. Совсем забыла вам сказать… Ваши шпильки портят паркет. Подыщите себе что‑нибудь другое, домашние тапочки, например…
Интересный поворот.
— И все? — я не верила своим ушам.
— Ах да. Соберите осколки.
— И все?
— Все остальное — утром.
Или через пару‑тройку месяцев. Я наверняка буду фигурировать в ее новой ослепительной книге как главная злодейка. Жестокосердная маньячка, растлительница школьников выпускных классов с уклоном в оккультизм и черную магию. Может быть, даже каннибалка. Или (чур меня, чур!) охотница за наследством.
— Только не делайте меня охотницей за наследством, — гори все огнем, я тоже умею хлопать дверью напоследок. Особенно, если за ней бродит призрак шантажа.
— Воздержусь, — успокоила меня Аглая.
Уже выйдя из комнаты, она остановилась. И растянула губы в дружеской улыбке.
— И вот еще что, Алиса. Если к вам ни с того, ни с сего начнут приставать молодые люди… Скажем, любители виниловых пластинок… Или баночного пива… Или барда Олега Митяева… Хорошенько подумайте, прежде чем на радостях глотать противозачаточные пилюли.
— ?!
— У любого издательства найдется в колоде не один десяток смазливеньких валетиков… Которые не прочь стать корольками…
* * *
…Разбитая банка не имела никаких последствий.
Аглая не выкинула меня из дома, совсем напротив. Она даже презентовала мне деревянный стаканчик для карандашей: на нем с самым суровым видом восседала революционная тройка обезьян — ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу.
Я была тронута.
И довольно быстро забыла прискорбный ночной инцидент. И не вспоминала о нем два месяца, пока он сам не напомнил о себе.
