Реакция оказалась предсказуемой. Неестественно выпрямившийся князь развернулся
обратно. Его брови взлетели ко лбу.
— Но… — Всемил лепетал, словно младенец. — Она ж… … кровь… Ты не ведьма… А
книжка?
— Так, начнем по порядку. Да, сила передается обрядами от одной чернокнижницы к
другой. Да, она творится на крови, как своей, так и чужой. И книжки ей не нужны, да и
зазубренные фразы — тоже. И… Да, Всемил, я — ведьма.
Признание далось легко. Я долго прятала его в себе, боялась, закапывала вглубь, но оно
рвалось наружу. С каждой неумелой ворожбой, с очередным шрамом от пореза. Темнота
жгла душу, прося о свободе. И она её получила. Когда-нибудь я обуздаю саму себя, пока же
я — ведьма.
— А обучение у известных чародеев? — непонимающе моргал князь, делая мелкие шажки
назад. — Ты соврала? Но прислали-то тебя из столицы, я лично читал бумаги.
— Просто ваш Капитск — такое захолустье, что туда отправили первую попавшуюся
кандидатуру, настрочив в рекомендательном письме бес знает что. Мне требовалась работа, дом. Прости.
Всемил скривился от отвращения. Он схватил сумку с вещами и торопливо пошел к
раскинувшим пушистые лапы елям.
— Ты куда? — удивленно.
— Подальше от тебя. Не приближайся ко мне, ведьма. — И Всемил скрылся за деревьями.
Лис хотел что-то добавить, но я уже подхватила книгу, кота и побежала следом за ушедшим
князем.
Оставшиеся сутки мы втроем объяснялись исключительно жестами; чаще — неприличными.
Хрупкий мир рухнул. Любая правда слаще лжи? Ну-ну.
Пункт пятнадцатый. Не верьте её оправданиям
«Тяжелее всего не признать поражение,
а осознать, что всё делалось впустую.
И без твоих поступков всем было бы лучше».
Житейские рассуждения.
За последующие дни мы обмолвились едва ли парой-тройкой слов — когда выбирался
кратчайший путь. Ложились спать в тишине и будили друг друга пинками, посему никто не
рисковал просыпаться последним.
Конечно, любой вполне мог уйти. Но при всех смертельных обидах мы держались вместе: ждали отстающего и готовили пищу на троих.
Я четырежды извинялась перед Всемилом — надо же, заставил чувствовать себя виноватой,
— но тот не реагировал.
Лис мельтешил, будто побитый пес подле хозяина: он таскал сумки, собирал грибы, разыскивал поляны для отдыха и наполнял фляжки до краев в найденных им же ручейках. И
преданно заглядывал в глаза. Чхать я хотела на его преданность!
А дорожка расширялась, обретала черты мощенной, перестала вилять чудными зигзагами.
Недавно отшлифованные указатели показывали, сколько верст осталось до столицы. Число
