спрашивал, не нужна ли помощь, но матушка только отфыркивалась.
Варрен радостно оскалился, завидев меня. Я тоже хотела улыбнуться, приставив к его горлу
найденный «подарочек», но только мотнула головой и уселась на подоконнике, покачивая
босыми пятками.
— Как спалось, дочурка? — спросила мама. — Как в детстве?
— Если бы… — горько отозвалась я.
— А на чердаке так хорошо, — хмыкнул заспанный князь. — Тихо, тепло. Никакой
мошкары. Присоединилась бы к нам.
Он неоднозначно подмигнул.
— Ага, — выплюнула я, — вы б заодно всю деревню туда пригласили! Присоединиться!
С этими словами я, неловко взмахнув руками, вылетела из кухоньки прямо через оконный
проем. Костлявая часть пониже спины неприятно заныла. Очевидно, падение показалось
остальным нормальным явлением, потому как никто не побежал меня спасать. Всемил
только удивленно вопросил:
— Что с ней такое?
— Не выспалась? — робко предположил братец.
— Может, и так. — Раздался самодовольный голос варрена.
Если бы я могла подняться и не рыдать от боли и хохота одновременно, то Лис недолго бы
считался героем-любовником. Всего пара поцелуев! Что он возомнил?!
Увы, разливающийся по поверхности кожи синяк мешал спешным подъемам. Обратно
влезла я только с третьей попытки и не без помощи язвительного братишки.
— Как прошел полет?
Я залепила Истору громкий щелбан.
Начиналось новое утро. Первое после окончательного падения. И если бы им считался
только вылет из окна.
Пункт четырнадцать. Не нападайте на неё открыто
"Ведьму веселит ваша слабость.
Не медлите и не разменивайтесь на беседы".
Из речи охотника.
Завтрак плавно перетек в повторный сон. На сей раз — не омраченный чьими-либо
приходами.
После, когда солнце плотно уселось на небесах, я навестила отца. С папой всегда было легко.
Он ничего не требовал, не ожидал, не учил уму-разуму. И сейчас, сменив семью, принял
загулявшую дочь с радостью. Будто прошла от силы неделя. Уже порядком захмелевший
папенька предложил напиться с ним за компанию. Из-под стола была извлечена початая
бутыль мутной жидкости.
— Нет, спасибо, — я едва заметно скривилась.
— Мне же больше достанется! — изрек папа, разливая брагу. — Эй, Алька! Не вздумай
браниться. У меня, это, счастье — дочка приехала.
Папенькина зазноба высунулась из сеней, повела плечами и, со злостью сплюнув,
продолжила подметать пол. Отец аж засиял от свалившегося на него счастья.
Обо мне он забыл уже после четвертого стакана. И, когда я вынырнула из теплых объятий и
сбежала, не заметил пропажи. Так и сидел, смахивая слезы и сетуя о тяжелых буднях.
