У меня не получилось бы сбежать.
— Почему это должно меня волновать? — крикнула я из печного угла, где с помощью магии
пыталась подогреть вчерашние пирожки с капустой. Запахло сгоревшим тестом.
— Слава, — он показался в дверном проеме, — позволь остаться у тебя на какое-то время. Я
бы ушел, честно, но боюсь, дорога эта будет вести прямиком на виселицу. Я тебе заплачу.
На стол из разжатой ладони гостя выкатились три золотистых монетки размером с
сердцевину ромашки. Три златца?! Да за такие деньжищи можно купить молодую корову
или с неделю кутить в хорошей харчевне. Откуда у беглого преступника деньги? Явно украл.
А нужно ли мне ворованное?
Нужно, но не в данных обстоятельствах.
— Рано разбрасываешься монетами, — я укоризненно цокнула. — Я не согласилась.
— Пожалуйста, — юноша нахмурился. — Ты ведь одна живешь? У порога только твоя
обувь.
— Может, и не одна, — таинственно отозвалась я, делая как можно более неприступный вид.
— Так почему ты решил сбежать?
— Тебе бы понравилось годами питаться практически пустой водой за то, что однажды
украла ботинки?
Неоспоримая истина. Таких глупцов поискать надо. Но неужели Всемил так строго
наказывал воров? Вот уж от него не ожидала. А впрочем, все светловолосые — истинные
сволочи. Говорю об этом с полной уверенностью — я такая же.
— Тебя судил князь? — вместо ответа поинтересовалась я, постукивая почерневшим
каменным «пирожком» по столу.
— Нет, — варрен тряхнул засаленными волосами. — Его отец. Да какая разница, кто?
Глупые вопросы, Слава. Ты разрешишь остаться?
— Как тебя зовут? — Мой тяжкий вздох означал скорое поражение.
— Лисан-дэро-кодльонор, — величавой скороговоркой ответил парень.
Терпеть не могу варренских имен. Их можно или сокращать до первых букв, или часами
давиться, но так и не проговорить правильно и с верным ударением. А варрены жутко не
любят коверканья их драгоценных имен, каждое из которого что-то значит: первое — имя, данное матерью; второе — имя отца; третье — родовое имя. За искажение слов варрены
могут и глотку перерезать.
— Сколько тебе лет? — решилась я на вопрос, потому как возраст данного варрена
колебался от двадцати пяти лет до всех сорока.
— Восемнадцать.
Мои глаза поползли на лоб. Да он моложе меня! Причем хорошо моложе. Совсем ребенок.
Помнится, я в его годы со слезами ползала по сельским кладбищам в поисках горсти земли с
могилы усопшего в пятницу тринадцатого. Видите ли, зелья хорошие получаются. Убойные.
В прямом смысле слова.
