Человеческая мозаика перетекала вокруг, словно в калейдоскопе, наслаивались отпечатки времен, зыбко подрагивали условно-вечные декорации, и понять хоть что-то было категорически невозможно. Угол зрения, точка опоры и отсчета — все это исчезло вместе со временем. Андрей будто очутился в безвоздушном пространстве, в невесомости, беспомощно двигая руками и ногами и бесцельно озираясь вокруг. Тотальная неопределенность, густая и текучая, словно коллоидная взвесь, давила на мозг, и глухо заныл затылок, и то и дело приходилось смаргивать, наводя резкость. В тупом болезненном тумане растворялись интерес и новизна; произошла ошибка, что-то гранично важное не было учтено, и надо бы аккуратнее формулировать желания с их тенденцией сбываться в буквальном виде. Вне времени — и что?
Для постижения чего-либо, для самого беспристрастного стороннего наблюдения все же необходимы какая-то включенность, сцепление, общая система координат — безвременье отменило ее одним щелчком, так обесточивают на подстанции целый жилой массив, не заботясь о том, что какой-то отдельно взятый человек в квартире на шестнадцатом этаже останется в темноте и не допишет начатую фразу. Кто любил порассуждать о вневременной сущности настоящей литературы? — вот и смотри, как оно выглядит на самом деле. Смотри, потому что больше ты, писатель, не способен (опускаем неверное слово «теперь») ни на что.
Оказывается, он оставил в номере на подзарядку рабочий нетбук, чего вообще-то старался не делать — Андрей привык везде иметь возможность поработать, если вдруг образуется удачное время, в противном случае испытывая легкий, но лишний дискомфорт. Вернуться за нетбуком, наверное, можно: отель стоит на том же месте, здания и предметы остались строго материальными, и электроника, по идее, должна действовать… Вот только для подзарядки необходимо, как мы помним, время. Ясности не хватало, гарантий не имелось, но попробовать, во всяком случае, он мог. Дело было в другом, несравненно более значимом.
Литература невозможна без времени. Против этого восстает сам основной ее инструмент — язык, прочно завязанный на глаголы и их временные формы. Глагол — это движение, без времени движения нет, а значит, нет и литературы как таковой. Я сам себя загнал в ловушку, в которой теряю главное свое оружие, саму свою суть, несущую ось. Что я могу? Продолжать озираться по сторонам, фиксировать статичные картинки, поначалу небезынтересные в их причудливости и странности, множить бесконечные наслоения описаний — зачем?
