Здесь было много, очень много, несмотря на, казалось бы, осень, людей: медленная цветная река текла параллельно морю, сине-лиловатому, вневременному. Вдоль всей береговой линии шла торговля чем попало, особенно едой; Богдан почувствовал, что со времени далекого обеда в детском лагере успел как следует проголодаться. Густо лепились друг к другу всевозможные кафе, столики стояли даже прямо на пляже, и особенно экстремально, крепясь на ржавых столбах, нависали кафешки, построенные поверх бун, прямо над морем. Вокруг закусывающей публики парили чайки.
— Блин, — сказала Арна, — здесь такое классное вино, а нас поили какой-то гадостью.
— Хочешь вина?
И теперь уже он взял ее за руку, и властно повел за собой по скрипучим ступенькам и шатким подмосткам над морем, и усадил за самый крайний свободный столик, и подозвал замедленную официантку. Разумеется, тут все было дико дорого — но на два бокала вина ему хватало, и даже, если добавить мелочь, на одну нарезку сыра на двоих. Но Арна заявила, что закуски не надо, и когда официантка отплыла, вынула из сумки и показала под столиком толстую сырную косичку:
— Угостили.
И они пили действительно потрясающее вино, и раздергивали косичку на соленые сырные пряди, и бесстрашная чайка ходила прямо по столику, высматривая, чем бы поживиться, а на море появились розовые отблески — солнцу наконец-то удалось за ними угнаться и приготовиться к закату. Арна мечтательно улыбалась. Если я сейчас обниму ее и поцелую в губы, это будет правильно. Встанет в текущую картину мира безошибочно и точно, словно единственно верное значение переменной. Ожидаемо. Попсово.
Потому он и не стал этого делать. О чем, конечно, жалел, как дурак, всю обратную дорогу.
И снова был дальнобойщик, на этот раз молодой и сосредоточенный, и книжку не получалось читать в сгустившихся сумерках, и опять аэропорт, и краткий полет, и россыпь огней родного города, впервые увиденного поздно вечером с такой высоты, только теперь Арна плющила носик о стекло, а Богдан смотрел поверх ее головы, все время отвлекаясь на хитросплетения татуировки над маленьким ушком. И вместе с посадкой накатило невыносимо-болезненное чувство: сейчас, несмотря ни на что, этот чудесный огромный день все-таки кончится, уже вот-вот, последние секунды до касания шасси к взлетной полосе, потом маршрутка — и всё. Но ведь нельзя!.. Так не может, не должно быть…
Стюардесса разрешила включить мобильные телефоны, и Арнина мобилка тут же взорвалась шквалом эсэмэсок. Богдан с удивлением сообразил, что до сих пор никто Арне не звонил, а значит, ее мобильный с самого утра, похоже, был выключен.
