— Рассказывай, что ты ей наговорила. — Кассава выплевывала слова, отмечая каждое звонкой пощечиной.
— Я ничего не говорила, ничего! Она угостила меня пирогом. Он мне даже не понравился.
Хотя, это неправда — пирог был с клубникой, которую Белладонна обожала. И Улани испекла его для нее, специально для нее.
— Тогда кто тебя заплел?
Слова были убийственно тихими, и Белладонна знала, что сейчас случится, знала, что ее поймали на лжи. Она попятилась. За шесть лет жизни она успела изучить перепады настроения своей матери, и ложь была единственным шансом избежать побоев. Даже если ее поймают, это может стать единственным шансом выжить.
— Это не Улани, это не она.
— Маленькая лгунья.
Удары повторялись снова и снова, сыплясь градом, который, казалось, никогда не закончится. Боль пронзала ее, и в какой-то момент Белладонна подумала, что будет, если в этот раз она не очнется. Было бы хорошо. Нужно просто уснуть, и боль исчезнет. Богиня-мать снисходительна. По крайней мере, девочка на это надеялась. Возможно, Богиня-мать выглядела как Улани. Да, она с легкостью могла себе такое представить.
Удары прекратились так же внезапно, как и начались, и Белладонна осталась лежать на полу, дрожа и скорчившись от боли. С раненым телом и душой. Совершенно одна. Ей было страшно. Наступила ночь, и она заползла в угол, взяв свое любимое маленькое именное сине-зеленое одеяльце и легла на него.
— Мама, — прошептала она, — мама, почему ты не любишь меня?
Я изо всех сил вырвалась из воспоминания, не в состоянии переварить еще одну правду о своей семье. Я отползла от Белладонны, и меня вырвало. Зарывшись пальцами в горячий песок, я пыталась вдохнуть между всхлипами, которые сотрясали грудь. Жалость и печаль переполняли меня. Она была всего лишь маленькой девочкой — такой крошечной и такой напуганной. Чувство печали исчезло в мгновение ока, сменившись вспышкой ярости, такой сильной, что помутилось зрение.
Это продолжалось так много лет, а Богиня-мать ничего не сделала. Ничего, она просто позволила одной из своих маленьких дочерей страдать. Я направила свою силу глубоко в землю. Ярость, которую я ощущала, была сродни той, когда я потеряла Брэмли.
— Ты позволила, чтобы они страдали. ПОЗВОЛИЛА! — Я выкрикивала слова даже не думая о боли, которая охватит меня, когда я потянусь к силе. Земля задрожала так неистово, что содрогнулся весь остров, послав океан прочь от берега с такой скоростью, что рыбы остались подпрыгивать на мокром песке.
