По вечерам они обычно сидели на кухне, чаевничали, Р.М. рассказывал о сделанном за день, намечал программу на завтра, где и Тане хватало работы — что-то перепечатать, ответить тому-то на письмо, прореферировать статью. Таня слушала, едва заметно кивая, и он знал, что она ничего не забудет.
— Рома, — сказала она однажды, — может, мне пойти работать? Тамилла говорит, что у них в институте есть вакансия старшего экономиста. Я ведь все-таки…
— Что, деньги кончились? — озабоченно спросил Р.М.
— Нет, деньги пока есть. Но, понимаешь… такая жизнь… случайные заработки… все время думать, где и как перехватить… Не получается у меня.
— Почему ты думаешь, что именно тебе нужно…
— Я давно хотела. И не только из-за денег.
— Конечно, тебе недостает толкотни в автобусах, и начальника, который будет подсовывать тебе самую нудную работу, и…
— Не знаю, может быть, и этого тоже, Рома.
— Таня, ты что, твердо решила?
— Нет, я ведь советуюсь.
— Тогда не надо торопиться, хорошо?
Таня кивнула, и разговор закончился, но Р.М. знал, что еще не раз придется возвращаться к этой теме, прежде чем Таня сдастся. Не нужно ей работать. На жизнь хватает. А массивную глыбу переписки и перепечатки, всю науковедческую канцелярию без Тани ему не сдвинуть. Р.М. гордился, что его Таня чем-то напоминает Склодовскую — идеальная подруга жизни для творческого человека. Оказывается, ее это тяготило? Эгоистом Р.М. себя не считал — ведь и он жил для Тани: приносил в дом деньги, старался быть жене настоящим другом, а не только мужем, в доме всегда было ощущение теплоты, так ему, во всяком случае, казалось. Мысль о том, что ему это только казалось, а на самом деле все, о чем мечтала Таня, может быть, проходило мимо его сознания, — эта мысль угнетала, и утром Р.М. не смог заставить себя полностью углубиться в работу над рассказом.
С дневной почтой пришло письмо от Галки. Адресовано оно было им обоим — ему и Тане, которую Галка не знала. Написала так, наверное, чтобы не возникло неловкости. Галка действительно решила вернуться — она уже списалась в дядей, который все эти годы жил на старом месте, и уволилась с работы, и дала объявление об обмене квартир. Последовательность действий выглядела странной — по идее, все нужно было делать в обратном порядке. С точки зрения Романа Михайловича, письмо было чисто женским, лишенным последовательности и внутренней логики. На Таню письмо произвело двойственное впечатление. Она будто читала между строк, и хотя сам Р.М. не видел в тексте ровно никаких намеков на возможные предосудительные отношения, Таня весь день смотрела на мужа таким взглядом, будто перед ней была картина «Предатель родины на военно-полевом суде». Р.М. решил не обращать на эти взгляды внимания, тем более, что в тот же день произошли еще два события, заставившие забыть о Таниных подозрениях.
