Р.М. не собирался показывать рисунки Евгению, а теперь пришлось принести папку. Евгений набросился на рисунки, будто на детектив с загадочной концовкой.
— Ну, дает! — прокомментировал он.
— Это ведь не произведения искусства, — сухо сказал Р.М. — Она пыталась изобразить то, что видела, потому что описать словами не могла.
— Значит, у нее действительно с психикой было не в порядке, — сказал Евгений, — если, конечно, ты прав.
— Замечательный силлогизм, — мрачно сказал Р.М.
— Слушай, — спросил Гарнаев, — твоя поездка и уход с работы случайно совпали во времени, или здесь есть причинная связь?
— Косвенная, — Р.М. кивнул. — И Таня зря вот так… Мы ведь все обсудили прежде, чем я написал заявление.
— Рома, — тихо сказала Таня, — я не умею с тобой спорить, мне кажется, ты всегда прав, даже когда ты неправ, ведь и так бывает. Ты очень убедительно говоришь, и я соглашаюсь, а потом ты уходишь, и я перестаю понимать, а когда возвращаешься, я перестаю понимать свои сомнения. Это какой-то гипноз…
— Гипноз творческой личности, — Гарнаев хохотнул.
— Все гораздо сложнее, чем вы думаете, — сказал Р.М. — Мы с Таней проживем, появится больше времени, значит, и писать буду больше, гонорары пойдут. Не в этом дело. А в том, что нужно отвечать хотя бы перед собой за все, что творишь.
— Непонятно, — сказал Евгений. — Ты-то что натворил?
— Надя погибла потому, что двадцать лет назад я проводил тестовые опыты с ее матерью. Наверняка есть и другие девочки или девушки, которым грозит то же самое и по той же причине. И я обязан всех отыскать и попытаться обезопасить. Ясно?
— Не ясно, — буркнул Евгений, переглядываясь с Таней.
Р.М. перехватил этот взгляд и подумал, что и здесь на понимание рассчитывать нечего. Для Гарнаева наука — то, что написано в книгах. Хотя он и изучил все, что сказано о психологической инерции, бороться с ней так и не научился. А для Тани все это — давняя история, к которой не следовало возвращаться: мало ли что может случиться с человеком за двадцать лет, есть в жизни случайности, такие странные и непредсказуемые, что никогда не поверишь, и разве можно из-за такой случайности ломать устоявшийся быт, а может, и жизнь?
— Ну, ладно, — Р.М. вздохнул. — Придется вам поверить мне на слово. Если все окажется так, как я думаю, тогда и сумею объяснить. Да тогда и объяснять не придется, потому что… начнется новая эра, понимаете?
— Эпоха ведьм? — иронически спросила Таня.
Романа Михайловича покоробила эта ирония, которой в голосе жены никогда прежде не было.
