Преподаватель у них был средним, как все, спорить со студентами не считал нужным. Кто умнее — Энгельс или Петрашевский? Естественно, Энгельс. Говорят, что в спорах рождается истина. Конечно. А если истина давно уже родилась?
Преподавателю было больше пятидесяти, и предмет свой он знал хорошо — так хорошо, что однажды участвовал в публичном диспуте со служителями культа по поводу религиозных праздников. Служители сыпали цитатами из Евангелий и Пророков, из Корана и Торы, интерпретируя их очень оригинально и проявляя гибкость мышления, граничащую с фарисейством. А преподаватель выдавал цитаты из классиков марксизма-ленинизма, но интерпретировать не брался, ибо это грозило более серьезными санкциями, нежели те, что последовали бы в случае провала дискуссии.
— Вот что, Петрашевский, — сказал преподаватель, выслушав ответ Романа, — о ваших странных увлечениях все знают. Это, допустим, мода. Но нужно и разбираться в том, чем увлекаетесь. Иначе можете скатиться. Тройку я вам ставлю потому, что вы человек соображающий, а не потому, что знающий истину.
— Никто истину не знает, — буркнул Роман. — Я хоть пытаюсь понять, а вы заранее решили, что не стоит?
Ответа он не получил, но несколько дней спустя его вызвали к декану. Декана Р.М. помнил лучше — звали его Абдулла Рагимович, был он физиком-теоретиком, довольно известным в Союзе. Абдулла-муэллим спорить любил, на семинарах по квантам даже требовал: «Спорьте, если не понимаете, в споре поймете. Или я пойму — а вдруг мы неправы вместе с Ландау?» Роману казалось удивительным, что готовность спорить кончалась, едва речь заходила об идеологических проблемах. Роман не задумывался о сущности времени, в котором жил. Как говорили позже, начиналась эпоха застоя. Но Роман, как многие другие, этого не замечал. Нормальное для многих было время. Нормальное даже в том смысле, что говорить приходилось не то, что думаешь, а то, что нужно, о чем пишут сегодняшние газеты. Это считалось естественным, потому что давно стало привычным. Что думал декан о ведьмах, осталось неизвестным, Роман мог судить лишь о том, что было сказано.
— У вас там конфликт произошел с… — Абдулла-муэллим назвал фамилию преподавателя, которую Р.М. так и не вспомнил. — Он написал докладную в деканат, просит обратить на вас внимание…
— В каком смысле? — спросил Роман, хотя на языке вертелось другое.
— В прямом, Петрашевский. Я давно за вами наблюдаю. Вы мне нравитесь, умеете думать. Но разбрасываетесь. Есть ведь границы. Не мы их установили, не нам отменять. Вы пришли учиться, верно?
