Людовик медлил. Что-то в нем надломилось. Какой-то неуправляемый маятник раскачивал его между оптимизмом и пессимизмом, настроение у него менялось так же часто, как небо над бухтой с бегущими по нему облаками – то проясняется, то хмурится. Иногда ему представлялось, как он возвращается к цивилизации победителем, преодолев невероятные испытания, а уже в следующее мгновение все теряло смысл. Ничего не выйдет, он полное ничтожество. Если бы можно было, он бы так и лежал, свернувшись, под грязными одеялами. Грезить, не вылезая из постели, спасаться бегством в сон, ждать. Вставать мучительно. Окунаться в этот серенький свет, в эту сырость, чувствовать все болячки, терзающие его ослабевшее тело, – все это стало невыносимым. Он ненавидел «Сороковой», который прежде так рьяно обустраивал, не мог слышать само это дурацкое название. Но все же заставил себя встать.
Луиза его понимала. Сидя на китовых позвонках у пышущей жаром печки, они тихо переговаривались, точно обсуждали тайные планы. Она решила поставить на карту все.
– Мы построим корабль, подновим тот вельбот, что стоит в сухом доке. Он не в таком уж плохом состоянии.
– Ты с ума сошла, отсюда до Южной Африки две с половиной тысячи миль, а до Фолклендов – восемьсот.
– Если делать в среднем по два узла, это реально. К Фолклендским островам нам против ветра не подойти, но до Южной Африки за месяц или полтора можем добраться. Вспомни Шеклтона и его переход из Антарктики.
– Да, но мы не Шеклтоны. А где мы возьмем еду? Воду?
– Слушай, нам некуда торопиться. У нас целая зима, чтобы закончить работы и запасти провиант. Людо, мы должны надеяться.
Луиза разгорячилась, описывая судно – его округлые борта, маленькую каюту, мачту и паруса из подручных материалов. Это будет «Ясон-2», их второй шанс.
Он вспомнил, как увидел ее впервые, в скоростном поезде. Глаза у нее тогда сверкали, как сейчас. Ему не хотелось ничего решать. Но она уперлась, маленький стойкий солдатик, она старалась изо всех сил. Вид у нее был жалкий: куртка, некогда светло-голубая, заляпана грязью, немытые волосы слиплись, все руки изрезаны, – но она собиралась с силами для новой атаки – совсем как отчаянный солдат Первой мировой. Она приводила доводы, убеждая не столько его, сколько себя. И Людовик, загипнотизированный энергией этой тощей маленькой девушки, сдался, у него попросту не было сил спорить. И ему сразу стало легче. Вспомнились бабушкины религиозные картинки: развилка двух дорог. Путь в рай начинался среди колючих зарослей и постепенно делался гладким, тогда как путь, на первый взгляд казавшийся верным, вел в ад. Иудео-христианские глупости? Жертвенное суеверие? Как знать? В их ситуации…
