Единственным несомненно подлинным ощущением становится эта невозможность адекватной реакции, чувство запертости и тупика при столкновении с событием, о котором необходимо что-то сказать, но сказать нечего. Потом вдруг в тупике распахивается дверь в пустоту, к которой прислонился, приняв ее за стену, – так понимаешь наконец, что случившееся имеет прямое отношение к тебе, потому что и с тобой абсолютно неизбежно произойдет то же самое – раньше или позже, таким способом или иначе, но, главное, будет тем же. Тогда уже рад ухватиться за первые попавшиеся случайные слова («Я только сейчас, только теперь поняла, что он для меня значил!» – доносился из трубки Иринин голос), лишь бы не вывалиться в распахнувшуюся пустоту. Не вывалишься, но из-за этой двери еще долго будет тянуть сквозняком, делающим любые слова случайными. Умершие уходят, оставляя за собой двери открытыми.
– Ну не молчи, я тебя умоляю, пожалуйста, скажи что-нибудь…
– Приезжай ко мне. Если, конечно, можешь.
Что еще я мог ей сказать на этом сквозняке?
Она появилась у меня через несколько дней, когда я уже начал свыкаться с мыслью о смерти Некрича. На ней было новое бордовое платье, очень ей идущее. Глаза, казавшиеся посветлевшими на сильно загорелом лице, были не накрашены.
– Некрич всегда говорил, что мне не идет густо ресницы красить, – объяснила Ирина. – Я тогда его не слушала, а теперь вижу, что он прав был. И не только в этом…
Она была очень сосредоточена, вся в себе и, даже целуя меня, продолжала, похоже, думать о Некриче. Спросила, как мне ее новое платье, я сказал, что очень нравится.
– Я так и думала, что ты оценишь. У вас с ним похожий вкус.
Гурий мне дал денег, чтоб я не плакала, и я сразу себе это платье выбрала, потому что бордовый был его любимый цвет. И фасон ему бы понравился, правда?
– Не знаю, наверное…
– Теперь я хожу в нем по улицам и думаю, что Некрич на меня смотрит и видит, как платье на мне хорошо сидит. Душа его ведь пока здесь, сорока дней же еще не прошло. Я часто на себе его взгляд теперь чувствую. На улице в толпе меня как будто кто-то незаметно выделяет из остальных, я это сразу замечаю. Или когда одна дома… Я себя все время со стороны пытаюсь представить, какой он меня видит.
Из-за этого стремления представить себя со стороны она казалась полностью поглощенной собой, постоянно мысленно себя осматривающей, как будто была часовым на своей собственной границе, лишь изредка выглядывающим через нее во внешний мир, чтобы заметить, например, меня.
