Над ней, в голубизне, раскинув руки и выгнув спину, парил маленький ныряльщик: он прыгнул с вышки в реку, и художник запечатлел его в высшей точке траектории прыжка. Весь мир был остановлен в своей высшей точке, в предельном напряжении замаха и взлета, это был глубочайший вдох мира, в следующую секунду должно было начаться падение и разряжение, но на полотне все застыло в апофеозе. Задний план растворялся в солнечном тумане.
– Нравится? – спросил, подойдя сзади и беря меня под руку, Лепнинский. – Это авторская копия, оригинал датирован двумя годами раньше. Самохвалов, большой мастер. Знаете, за сколько она мне досталась? Не поверите. Даже стыдно сказать, за совершенно смешные деньги. А есть здесь полотна, которые я и вовсе даром приобрел или за чисто символические суммы. Настоящей цены на эту живопись пока еще нет. Но можете мне поверить, через несколько лет стоимость моей коллекции взлетит до небес, мои картины будут стоить тысячи, десятки тысяч. Я имею в виду, конечно, долларов. А у меня ведь есть не только картины. Я могу вам показать плакаты того же периода, почтовые открытки, киноафиши, большое собрание трубок, портсигаров, агитационный фарфор…
Оглянувшись на Гурия, я заметил, как он внимательно слушает.
– На втором этаже у меня одежда: френчи, кожанки, толстовки, регланы – все, что душе угодно, четыре битком набитых шкафа.
– Почему вы уверены, что все это поднимется в цене? – спросил Гурий.
– Можете мне поверить! Что до живописи, то мы стоим сегодня на пороге глобальной переоценки ценностей. Миф об авангарде исчерпал себя, обнаружив полную несостоятельность. Русским авангардом уже завалены все аукционы, он больше никому не интересен. Пришло время для гамбургского счета. Становится наконец ясно, что художники вроде Поповой, Малевича и иже с ними обязаны своей популярностью чисто политическим причинам и не идут ни в какое сравнение с такими классиками, как Налбандян, Ефанов, Соколов-Скаля, не говоря уже о Кончаловском или Корине. А произведем грядущую переоценку мы, коллекционеры, потому что мы и есть на самом деле подлинные революционеры в области вкуса…
Лепнинский достал платок, звучно высморкался и поморгал красноватыми веками над слезящимися глазами.
– Ну а вещи? – спросил Гурий с деланным безразличием, скрывающим явную заинтересованность. – Думаете, они тоже подорожают?
– Еще как! Вот увидите! Как только все поймут, что их эпоха действительно ушла и никогда больше не вернется, они снова войдут в моду. Коллекционная цена имеет мало общего с действительной стоимостью, она является мерой нашей сентиментальности и ностальгии, а эти чувства с течением времени только усиливаются… Вам не кажется, что от окна сквозит? Нет? А мне всюду мерещатся сквозняки…
