– Граждане, вы мешаете ловить образец, просим вас укрыться в подъезде!
– Я никуда без него не пойду, – ревет белугой Ешкина, – он – не гражданин, он – котенок!
Слабоумие – это не диагноз, а судьба. Вот что с ней прикажете делать? Так бы мы и стояли, как дуры, но Колли сообразила – по ее железную башку на голубом вертолете прилетели, и рванула вниз по улице, всё глубже и глубже погружаясь в воду, ну точно – лодка подводная.
* * *
Вода давно схлынула, а мы на заднем дворе очередной разрухи сидим на лавочке в неглиже, платья сушим. Это Надежда придумала. Правильно сообразила – лучше домой к ужину вернуться, чем в мокрых платьях и передниках. Заодно и котенка сушим, который с голодухи пальцы Ежевике грызет. Мне-то кажется, что от Ешкиной и впрямь ягодами пахнет, да так, что слюна изо рта течет, до того хочется попробовать, а зверь неизвестной породы свое унюхивает – рыбку, мясо, молоко. Но у нас нет ничего, чтобы его покормить. Кроме Ешкиной. Ладно, сама виновата, нечего чужих кошаков тырить.
А еще меня ее белье сиротское добивает. Трусы-парашюты и лифчик. Зачем она лифчик таскает – загадка природы. Нечего ей там прятать. Разве что яблоки с ужина, чтобы Огнивенко не отняла. А трусы – вообще отпад. Явно не на худосочную Ешкину их шили. Они и на мне-то, девочке весомой, болтались бы, а с Ежевики они махом слетают. Если бы не веревочки. Как в какой-то Африке.
– Возьми котенка, – вдруг ни с того ни с сего ляпает Ежевика. Учтите – мы ни сном ни духом. Не напрашивались. В руки взять, погладить, к себе прижать – пожалуйста, но домой тащить! Пусть лучше живет в соседней деревне.
Набираю воздуха, чтобы мозги слабоумной вправить, да так, чтобы ее трусы-парашюты в очередной раз с тощего зада сползли и обратно в приют улетели, но Надежда – моя Надежда! – которая домой и муравья не притащит наперекор Мамане, кивает и кошака принимает.
Ничего не понимаю.
Нет, то, что она весь день себя странно ведет, я приметила. По городу таскаемся, как беспризорные. Котят спасаем. Фотографируемся… Вот тут меня осеняет. Новенькая! Вот с чего всё началось! Вот откуда день не задался. Вот откуда всё наперекосяк. Будто слово вредное шепнули. И я это слово, как пить дать, знаю.
Иванна.
5
У «Буревестника» стояла больная грузовая машина, откуда разгружали коробки. Папаня в неизменно белом халате, больше похожий на врача, чем на работника телерадиомастерской, командовал грузчиками, которые, конечно же, всё делали не так. Мамани, к счастью, поблизости не наблюдалось. Никогда не понимала, почему такие огромные машины называют больными. Может, потому, что, разгрузив такую, валишься с ног, как больной?
