Перевозчиков: Семен Владимирович, расскажите еще о людях с Большого Каретного, ну, например, об Утевском.
Высоцкий: Толя Утевский — хороший парень, сын знаменитого юриста, профессора. Сейчас он работает в Высшей школе милиции, скоро будет защищать докторскую. Утевские жили над Кочарянами. Мы жили на втором этаже — Володя, я и Евгения Степановна. На четвертом Инна и Лева Кочарян, а еще выше — Утевский. Специально для семьи профессора надстроили этаж.
Толя Утевский женился на знаменитой эстрадной артистке Разинкиной — была такая певица. Толя и в компании Кочаряна был своим человеком. Ну а Володька всегда тянулся к старшим. Кстати, у Инны Кочарян должны быть очень интересные Володины записи.
Перевозчиков: Да, у нее есть одна уникальная пленка 1964 года…
Высоцкий: Ну и что, дала она тебе их переписать?
Перевозчиков: Пока нет, но это ее личное и драгоценное. Та самая «пленка Кочаряна».
Высоцкий: Да, Лева Кочарян там появился, когда женился на Инне. У Кочаряна был отец — знаменитый эстрадный чтец, народный артист… А Лева снял единственный фильм «Один шанс из тысячи» и умер.
Перевозчиков: А сад «Эрмитаж» — это же рядом с Большим Каретным?
Высоцкий: Рядом. Сначала я ходил в этот сад, потом Вовка… А когда-то я там познакомился со знаменитой пловчихой Васильевой — любовницей Василия Сталина. А она в меня влюбилась. Так что я мог крупно погореть с этим Василием Сталиным. Ну, думаю, нет — и прекратил с этим.
Ну а ребята часто бывали в «Эрмитаже» — Акимыч, Володя, потом появился Кохановский. Гарик Кохановский — Васечек. Он же Володю предал по жизни, и предал очень здорово! Володя его исключил из своих друзей. Ты это знаешь?
Перевозчиков: Я знаю, что Кохановский исчез из жизни Высоцкого, но как и почему?
Высоцкий: Володя сам исключил его из своей жизни, потому что Кохановский начал хамить. Гарик же приставал ко всем Володиным женам и к Тане Иваненко — актрисе Театра на Таганке, и Володя однажды сказал: «Все, Васечек, ты мне больше не нужен».
Да, Валерка, вчера вышел журнал «Современная драматургия» — там пьеса Володарского. Я ее раньше читал — ужасная пьеса! Он там хамит и мне, и Нине Максимовне. И я ему сказал: «Ты — подонок!» — «Семен Владимирович, я же не знал, это мне так рассказали. Извините!». Он мне тогда сказал, что все переделает. А теперь люди говорят, что он все оставил как было. Если это так, то я этого подонка ославлю в прессе. Он когда-то пытался протянуть эту пьесу в театре — я протестовал категорически! Я тогда ему сказал: «Мой милый, если ты постоянно в запоях, то, хотя бы когда трезвый, пиши умные вещи». А то он там пишет, якобы Нине Максимовне приносят сапоги, и они ей не подходят… И я как будто говорю: «Давай мне, моей Дуньке (т. е. Евгении Степановне Высоцкой. —
