Не знаю, действительно ли он пил по той причине. Возможно в его словах и кроется разгадка повального пьянства в социалистическом раю. В одном с ним безусловно можно согласиться, что на человека впечатлительного вся эта галерея «особо одаренных лиц» — могла произвести впечатление, настоятельно требующее немедленного принятия сильнодействующих средств. Аресты профессуры, инженерно-технического и командного состава еще с натяжкой могли бить оправданы в глазах доверчивого населения, как изъятие врагов народа. Но, как видно, этого контингента уже не хватало для выполнения заданных контрольных цифр, а конвейер требовал себе все нового и нового пополнения, так же, как и гимнастерки следователей ожидали красивых побрякушек.
Однажды в нашу камеру прибыло пополнение уже из прослойки самой что называется основной опоры диктатуры пролетариата — рабочих Байрам-Алинского завода. Новые пришельцы рассказали, что за две ночи их было арестовано 90 человек. Под плач жен и детей эту группу усадили в вагоны и привезли и нашу тюрьму. В камеру № 11 попало пять человек. Все они были старые кадровые рабочие, десятками лет трудившиеся на заводе. Самому старшему из них насчитывалось 68 лет. Мне, как старосте, пришлось их встречать и устраивать на новоселье. Ознакомившись поближе с этими людьми, я окончательно перестал понимать все происходящее. Ведь стоило только одному порядочному человеку поговорить с этими темными, безграмотными пролетариями, как всякая версия о каком-то политическом вредительстве с их стороны становилась прямо абсурдной. Но, как видно, потерявшие голову бандиты ничего уже не понимали и не могли остановиться в своей провокационной работе. Мой старичок, представляющий собой олицетворение безграмотности, со старческой наивностью должен был играть в этой комедии роль лидера.
В шутливом тоне задаю ему вопрос:
— Ну, вот что, дорогой папаша, здесь в камере я староста, и мне, как «на духу» — все должны искренно рассказывать свои преступления. Вот и ты, как руководитель массового вредительства на заводе, должен честно во всем сознаться.
Бедный старичок, с выговором на «о», смотрит на меня серьезными недоумевающими глазами и говорит:
— Ей-Богу, староста, ничаво не знаю. После ареста меня привели к какому-то начальнику. Он спрашивает:
— Ты эс-эр?
Я что-то яво не понимаю и говорю:
— Што это «эс-эр»?
— Как он ударил меня по лицу и закричал:
— Не знаешь, што такое эс-эр?
— Тут я понял и, вытирая кровь, говорю:
