— Товарищи, не забывайте, что и здесь, среди сидящих, притаились враги народа. Бдительность и еще раз бдительность! Берите под подозрение всех людей не чисто пролетарского происхождения, смотрите зорко за интеллигентами, умейте читать их мысли под шляпой.
— Ну, а в общем — да здравствует наш любимый, родной, единственный, самый мудрый товарищ Сталин. — ура!
Наконец я благополучно досидел в камере № 19 до 30 июля 1938 года. Вызовов на допросы не было. Вероятно, конвейер, несмотря на все увеличивающуюся пропускную способность, все же не справлялся с поступающими преступниками.
Днем 30 июля открывается форточка и голос надзирателя произносит:
— Мальцев есть? — Отвечаю: — Я.
— Панкратов есть?
Мой первый сосед по камере № 23, немного побледнев, отвечает также. Голос надзирателя произносит:
— Соберись быстро с вещами.
Пришло время расставаться с камерой № 19, из которой я был взят на конвейер, открывший мне окончательно глаза на оборотную сторону медали советской демократии. Собрав свои пожитки, ждем тюремного надзирателя. Самочувствие спокойное. Днем на расстрел не уводят. Делаем догадки — куда нас повезут? Наконец открывается дверь и мы последний раз кивком головы прощаемся с остающимися. Выйдя во двор, нас подвели к «черному ворону». Так среди арестантов называлась тюремная автомашина, имеющая восемь клеток без света и воздуха.
Каждое гнездо нормально рассчитано на сиденье одного человека. Но вероятно отправляемая партия была достаточно большой и, в целях экономии бензина, нас с полковником Панкратовым начали засовывать в одну клетку. Операция эта оказалась далеко не из легких, так как мой сосед имел весьма внушительную фигуру, а я до тюрьмы также весил 90 килограмм. После ожесточенных усилий и ругани стражи, последним все же удалось вдавить нас и захлопнуть дверцу на автоматический замок. Мой сосед буквально врос в меня, и я не мог шевельнуть ни одним пальцем. Процедура заполнения других клеток продолжалась минут десять. При этом соблюдались строжайшая конспирация. Никто из нас не должен был знать и видеть сидящих в соседних купе.
Температура в Средней Азии в эти месяцы доходит до 70°. Наша клетка, герметически закрытая, обитая вся железом и без единого отверстия, превратилась в настоящий крематорий. Я начал буквально задыхаться. Вероятно, не лучше обстояло дело я с самочувствием Панкратова. Обливаясь потом и жадно ловя раскрытым ртом воздух, делаю нечеловеческие усилия повернуться. Вдруг звякнул автоматический замок дверцы и последняя с силой сорвалась со своего места. Сразу стало легко дышать. Но на звук немедленно прибежали привратники и с площадной бранью снова начали нас утрясать. Несмотря на всю их энергию, попытка защелкнуть замок оказалась бесполезной. К нашему счастью последний был основательно испорчен и не хотел запираться. Оставалось нас или высадить, или же везти с приоткрытой дверцей, выходящей в узкий проход посредине автомобиля. Посоветовавшись между собой, стража, как видно, решила последнее. И вот мы глотаем хотя и горячий, по все же воздух, чувствуя себя счастливцами по сравнению с соседями других клеток. Много ли надо для счастья «свободному советскому гражданину»? Я уже весело шепчу на ухо Панкратову:
