– Входи.
Та легкость, с которой Ника оказалась в запертом доме, а потом открыла дверь изнутри, настораживала. Потоптавшись на пороге, Бо сделала неуверенный шаг в сырую темноту. Тысячу раз она проходила мимо этого грязно-коричневого здания и никогда не интересовалась, кому оно принадлежит. Чей-то там бывший особняк выглядел заброшенным. Штукатурка облезла, балконы того и гляди обвалятся во внутренний двор, окна пыльные… Лезть внутрь ей бы в голову не пришло, да и не любила она такие приключения. Мало того, что опасно, так еще и незаконно. Застукают – не знаешь, как оправдываться. На работе она достаточно насмотрелась на покинутые жильцами здания и не находила в них никакой романтики. Только грязь, травматизм и хрустящие под ногами шприцы.
Невероятная же сохранность этого особняка могла объясняться лишь тем, что до недавнего времени его действительно охраняли, правда, сейчас никаких доказательств тому здесь не было. Прямо от входной двери, где стояла Бо, на второй этаж вела деревянная лестница с коваными перилами. От почерневшей лепнины, которая тянулась к потолку и распускалась по углам пышными гроздьями, веяло торжественной траурностью. Задрав голову, Бо разглядывала огромную пустующую розетку в самом центре потолка – должно быть, когда-то на этом месте была впечатляющая люстра. Бо представила, как вспыхивали лампы и множество стеклянных подвесок разбрасывали по стенам разноцветные блики. Дубовый паркет, порядком истертый и, кажется, знакомый с первыми владельцами усадьбы, поскрипывал под ногами, когда Бо осторожно обходила вокруг лестницы и заглядывала туда, где из стены выступал печной короб с витыми заслонками, а чуть дальше, в самом углу, виднелась еще одна дверь. Запертая – Бо убедилась в этом, подергав за гнутую ручку. Странно, что такая музейность прозябает в самом центре города. Сюда бы водить делегации иностранных послов, или устраивать иммерсивные спектакли. Даже сдавать квадратные метры под временные экспозиции чего-нибудь крутого и странного – это лучше, чем шепчущая в дверных щелях пустота, грибок и ползучая плесень.
Ника в одиночестве бродила по второму этажу. Звук ее шагов отчетливо раздавался над головой. Бо вовсе не горела желанием исследовать дом и продолжала топтаться внизу, разглядывая гипсовые завитки на стенах. Наверное, даже если б эта красота едва просвечивала сквозь нецензурные надписи, а по полу перекатывались бы пустые бутылки, Бо не чувствовала бы себя хуже, чем сейчас. Страшно было лишний раз шевельнуться, словно из того угла за печным коробом вот-вот появится укутанная в старинную шаль хозяйка. Или хозяин – владелец заводов, газет и пароходов, вряд ли переживший кровавый 1917-й. И откуда-то сверху, из опустевшего зала, раздастся музыка. Простенькая мелодия музыкальной шкатулки. И девочка засмеется. Аля, подумала Бо, недоумевая, откуда она это знает. А мысль вилась дальше – Аля Каменская… у нее была любимая кукла. Папенька подарил на Рождество, сказал, Armand Marsellie, а она назвала Софи. Вместе с Софи она и бежала, много брать не велели, сказали – как утихнет, вернемся, это же наш дом, они не могут его отнять. Это
