– Что, но? Его Императорское Величество желает, чтобы от него отвернулся католический мир? Пожалуйста. Но я в этом участвовать не стану.
– И что же мне ответить Императору? – ехидно спросил посол.
– Мои слова и передай. Пусть поищет более разумный предлог для войны. Крестовый поход – худшее, что могло прийти ему в голову. После столь стремительного освобождения Гроба Господня, явившего явное божественное благословление, бессмысленно говорить об ином. Так и скажи – Григорий всячески отговаривал и предостерегал от такого поступка, грозя большими осложнениями и бунтами.
– Хорошо, – чуть подумав, кивнул посол. – Может быть, что-то еще передать моему Императору?
– Мое пожелание примириться, если есть такая возможность, с Дмитрием.
– Боюсь, что это невозможно, – развел руками посол со скорбным выражением на лице.
– Да, да, я понимаю, – кивнул Григорий. – Но попытаться-то он должен? Если не перед Богом, то перед людьми. Выступать войной на человека, освободившего Гроб Господень, без должного повода – дурная затея. Нашел на кого идти, – произнес Григорий и покачал головой, вспоминая о тех временах, когда правил Вацлав с Ириной, и о грядущем кошмаре не было даже намеков. Пообщавшись с госпитальерами, он знал твердо – эта война ничего хорошего его пастве не принесет. Только вот его никто не слушал…
7 сентября 1385 года, Москва
Конрад фон Валленрод[63] немного хмурился, находясь в этом в общем-то враждебном ему городе. Но долг обязывал, да и здравый смысл над душой стоял, словно нудная старая кошелка.
– Его Императорское Величество готов принять вас, – четко и довольно громко произнес слуга, обращаясь к ожидающему в приемной Великому магистру.
Тот встал. И, немного поколебавшись в нерешительности, направился следом за слугой.
Двойные двери с просторным тамбуром.
И вот он – кабинет человека, о котором уже много лет подряд говорит вся Европа.
Прямо напротив двери располагалось огромное зеркало больше человеческого роста. Из-за чего Конрад вздрогнул, не ожидая встретиться лицом к лицу с собой. Слева, у большого остекленного окна стояли массивные часы с противовесами и маятником. А справа, на изящном диване, сидела Императрица с внимательным, цепким взглядом, от которого Конраду стало не по себе. Он был наслышан о славе этой женщины и печальной судьбе герцога Леопольда фон Габсбурга. Чего-чего, а крови она не боялась и, как ходили слухи, любила убивать своими руками, медленно и мучительно.
