Отпечатки пальцев на ее шее были такими отчетливыми, что хотелось поскорее стереть их… вместе с образом самой Марии, раскинувшейся перед ним.
Как это получилось? В какой момент он стиснул ее горло чуточку сильнее, чем следовало? Почему не отпустил, когда увидел, что она умирает?
«Потому что она меня предала, — сказал себе Антон, снова и снова вытирая ладони о штаны, как будто стремился избавиться от испачканной кожи. — Она сломала мне жизнь. Разрушила планы и мечты. У меня больше ничего нет — ни семьи, ни дома, ни даже надежды. Вокруг выжженная пустыня. И это она виновата».
Он посмотрел на Марию. Уже совсем рассвело, и можно было разглядеть даже те детали, которые видеть вовсе не хотелось. Например, кровь, запекшуюся в ноздрях. Или одинокую слезу, вытекшую из полузакрытого левого глаза. Правый смотрел вверх.
«Вот и хорошо, — подумал Антон. — Только бы не на меня».
Он обнаружил, что уже не стоит, а сидит, хотя не помнил, как у него подогнулись ноги. Провал в памяти чернел и там, где должны были остаться воспоминания о совершенном убийстве. Пустота. Мрак. Затмение.
Антон сжал кончиками пальцев виски. Он ничего не испытывал. Эмоции как отрезало. Ни страха, ни сожаления, ни угрызений совести. Ни-че-го.
Антон встал, схватил Марию за ноги и поволок в кусты, где находилась раскопанная ею яма. Хоть на что-нибудь сгодилась.
Юбка Марии непристойно задралась, в волосах запутался мусор, раскинутые в стороны руки цеплялись за ветки и корни. Антон выбился из сил, пока дотащил ее, хотя расстояние было совсем небольшим. Он столкнул Марию в яму, стараясь, чтобы она упала лицом вниз: стеклянный взгляд ее открытого глаза не просто раздражал, он сводил с ума. Она свалилась все-таки на спину, назло ему, и продолжала смотреть — как бы не на Антона, как бы куда-то вдаль, поверх его головы, но это было чистое притворство.
Она и теперь ему лгала!
Как тогда, когда сказала, что проследила за Антоном только до леса, а сама кралась за ним до самого тайника. Как сегодня, когда прибежала в лес, чтобы лишить его законной добычи. По чьей еще вине он остался у разбитого корыта? Вот она лежит, сволочь, пялится!
— Не рой яму другому, — сказал ей Антон, — сама в нее попадешь… попала.
Уточнение вызвало короткий приступ нервного смеха, прозвучавшего в лесной тишине так дико, что Антон поспешил зажать рот кулаком. Ладонью он не воспользовался, ее предстояло сначала отмыть — и отмыть очень тщательно…
Отыскав взглядом лопату, он взял ее и принялся кидать землю вниз, стараясь не смотреть, как она падает на неживое тело, неживое лицо и все еще живые волосы. Каждую секунду ему казалось, что вот сейчас Мария зашевелится, закашляется и начнет выбираться наверх. Но нет, земля в яме оставалась неподвижной, если не считать скатывающихся комьев и едва уловимого движения каких-то насекомых.
