Близость такого незнакомого девичьего тела мешала Антону сосредоточиться на борьбе. Случайно касаясь Ириной груди, он отдергивал руку, как от раскаленного утюга. Она же, заметив его смущение и коварно пользуясь этим, напирала все решительнее, тесня Антона к стене. Испугавшись, что лишится свободы маневра, Антон очень удачно подставил противнице подножку и толкнул ее. Падая, она не выпустила его рук, и они грохнулись на пол вместе.
В следующую секунду Антон и Ирина оказались в той самой позе, которую, как ему было известно, чаще всего принимают мужчины и женщины, когда занимаются этим. Он чуть не задохнулся, уши заложило, как при взлете или посадке самолета. Он ощущал Ирину всем телом: ладонями, грудью, животом, тем, что ниже… Глядя ему в глаза, она энергично задвигала тазом. Со стороны казалось, что она пытается сбросить его с себя, но это было не так. И они оба знали это. Их зрачки были словно связаны друг с другом волшебными лучами, позволяющими читать чужие намерения и чувства.
В какой-то момент такие близкие губы Ирины придали оскалу улыбчивое выражение, и Антона пронзило то ошеломляющее ощущение, ради которого спариваются все живые существа. Восторг, невыразимое удовольствие, невероятное облегчение и моментальное опустошение. Вот когда пришло время порадоваться, что спортивные штаны оказались такими плотными. Поспешно вскочив с поверженной Ирины, Антон прерывающимся голосом проговорил: «Я победил!»
Но на самом деле победила она, и они оба это знали. Она все почувствовала, когда их тела были плотно прижаты друг к другу. И подтверждением этому стала ее насмешливая, слегка пренебрежительная улыбка.
Всю дальнейшую жизнь эта улыбка преследовала Антона. Каждый раз, сближаясь с женщинами, он вспоминал тот детский спарринг со старшей сестрой друга. Это отложило неизгладимый отпечаток на его поведение в постели. Все женщины, включая жену Антона, полагали, что интересны ему именно они. Их счастье, что они не могли проникнуть в мысли и воображение Антона. Потому что в интимные моменты он до сих пор видел перед собой насмешливо оскалившуюся Ирину — она не признавала его превосходства, и он был вынужден доказывать, что сильнее, снова и снова.
Как теперь. На этот раз окончательно. Чтобы никто не смел относиться к Антону с пренебрежением, чтобы ему подчинялись беспрекословно, не поступали против его воли…
Он разжал пальцы.
Мария никак на это не отреагировала. Совсем никак.
