Монах внимательно посмотрел на купца, спросил как бы вскользь:
— Там была женщина, Джованни, которую ты знал?
Купцу кровь бросилась в лицо. Томазо смотрел на него с жадным любопытством.
— Там много женщин, падре. Но была там, да, была одна, — лицо его дрогнуло, — и не женщина даже еще, юная девушка… Она ходила мимо подворья, где поместились торговые гости из других земель. Там, рядом, был старинный монастырь. Иногда она останавливалась, смотрела на нас. И на меня смотрела и улыбалась…
— Она была красива, да? — спросил Томазо. Голубые глаза его потемнели.
Купец посмотрел на него, вздохнул.
— Я подарил ей изображение ангела, которое у меня было с собой. Оно ей понравилось.
— Какое изображение ты подарил ей, Джованни? — строго спросил монах.
— Из терракоты, — купец взглянул испуганно, — такая статуэтка красная, с крыльями. Ее нашли в земле около дома моего во Флоренции.
— С крыльями и будто летит?
— Да, падре.
— А на голове венок и в руке пальмовая ветвь?
— Да, падре.
— Нечестивец! Разве это ангел?! Это Ника! Языческий истукан, которому поклонялись здешние племена, пока не воссиял свет христовой веры…
— Я не знал, падре, — в замешательстве сказал купец.
— Бог милостив, Джованни. Но это обойдется тебе в пару лишних золотых или в один добрый мех лисицы. Иначе дева Мария отвернет от тебя лицо свое. Ведь ты привез в дар нашей обители кое-что от щедрот своих?
— Да, падре.
— Щедрот! — раздался рядом скрипучий, злой и насмешливый голос. — Но что в щедрости той и в богатствах изысканных и лукавых, если торгуете благодатью божьей и если молчит душа, и замкнуты уста духовные, и печать на них каинова! Потому что маммона — единая цель ваша! Ха-ха-ха!
Все трое быстро обернулись. В двух шагах стоял неслышно подошедший жилистый, высокий, худой бродяга в старой, выгоревшей, залатанной рясе, подпоясанной грубой веревкой. Он был простоволос. Длинные рыжие космы падали на плечи. К покрасневшим от холода голым ступням его сыромятными ремнями были прикручены грязные стоптанные сандалии.
Серые глаза незнакомца были неподвижны. Запекшиеся губы с кровавыми струпьями, изогнувшись в насмешливом оскале, открывали судорожно стиснутые зубы. Он глядел дико, с ненавистью.
— Не горячи вы и не холодны, а только теплы, — продолжал он с жаром, торопливо, — и оттого изблюю вас из уст моих. И так сказал вам тот, кто человеком рожден, жертвенным тельцом умер, и львом воскрес, и орлом вознесен. И кара его уже над вами. Идет с востока народ из Тартара, побивая всех и сметая все. Пламенем объяты города, и плевелы на полях, и трупы, и вороны. И нету силы дорогу заступить. Занесена над вами звериная лапа, а в ней — меч!
