— Ничего не узнал? — спросил Андрей.
— Нет. Спросить не у кого. Разве у немецкого часового?
— Эх, ты! У колхозника какого-нибудь узнал бы.
— Это не трудно, сейчас…
— Нет уж, ты сиди здесь, наблюдай. А мы в крайний домик сходим, порасспросим хозяев.
— А вдруг там фашисты?
— Проверим. В случае чего прикроешь нас огнем.
Курганов и Чуриков, держа наготове автоматы, осторожно постучали в дверь. Им открыла худенькая, согнутая годами старушка.
— Тихо, бабуся! Мы русские.
Старушка едва удержалась от крика.
— Свои! Господи! Пришли наконец!
— Тише, бабуся, — вразумительно сказал Чуриков. — Пришли, но только пока в гости. Немцы в доме есть?
— Нету, нету. Проходите.
О Быкове старушка не слыхала ничего. Она угощала бойцов молоком, вытирала радостные слезы. С печи на пришельцев во все глаза глядели белоголовые детишки.
— Что ж! — тяжело вздохнул Курганов. — Прихватим какого-нибудь фрица, и айда!
— Верно! — загорелся от возбуждения Чуриков. — Возьмем пленного. Вот здорово!
— Нет! В нашу задачу это не входит. — Андрей чувствовал на себе ответственность, лейтенант назначил его старшим группы.
— Милые сынки! А вы сходите к нашему старосте. Он, проклятущий сын, с немцами заодно, им прислуживает, корову у меня отобрал…
— Верно! Он может знать что-нибудь о старшем лейтенанте.
— А живет он туточки, рядом, и немцев на этом краю нету, они все около церкви.
— Пойдем, бабушка, покажешь дом.
— Пойдемте, сынки!
Старушка провела разведчиков через улицу и издали указала на одноэтажный дом.
— Здесь и сидит, проклятущий! Вы уж накажите его, сынки, а я дальше не пойду: приметит меня — со свету сживет.
Господин Кучеров пребывал в благодушном настроении. Германское командование было довольно его деятельностью. Кучеров выдал фашистам двух комсомолок, старого коммуниста Болдырева, рабочего-двадцатипятитысячника, который прибыл из Москвы организовать колхоз. Девушек фашисты расстреляли, а Болдырева, совершенно голого, целый день водили по селу, избивали окованными металлом прикладами, после чего облили ледяной водой и превратили старика в ледяную статую. Болдырев стоял у церкви на ледяном пьедестале, седую бороду трепал порывистый ветер, а пьяные гитлеровские солдаты, проходя мимо строевым шагом, брали под козырек и хохотали. Ординарец командира роты Гинце повесил старику на грудь доску с надписью: «Карл Маркс», и этим чрезвычайно насмешил офицеров, которые запечатлели статую на пленке.
Сегодня господин Кучеров присутствовал при допросе двух пленных: старшего лейтенанта и сержанта, их захватили ночью во время разведки. В стычке с немцами оба русских были тяжело ранены.
