Мамиллий выдохнул и поднял глаза, будто пытаясь вырваться из невидимых уз. Женщины выстроились в ряд, освещая дверной проем за занавесками, и на лоджию вошла степенная матрона. Она поклонилась Императору, Мамиллию, Ефросинии, взяла последнюю за руку и увела. Занавески вновь сомкнулись, и на лоджии стемнело; только огни на сетях рыбацких лодок плясали вдали.
Мамиллий подошел к Фаноклу.
— Как звучит ее голос? Какова манера речи?
— Она заговаривает очень редко, повелитель. Я не помню, какой у нее голос.
— Мужчины воздвигали храмы в честь меньшей красоты.
— Она моя сестра!
Император пошевелился в кресле.
— Раз уж ты так беден, Фанокл, тебе никогда не приходило в голову, что можно заработать на блистательном родстве?
Фанокл безумно завертел головой.
— И кого же вы прочите мне в жены, Кесарь?
Напряженную тишину, последовавшую за репликой Фанокла, нарушила соловьиная рулада. Пение приманило вечернюю звезду, которая засияла в густо-синем ореоле среди черных зарослей можжевельника. Мамиллий спросил прерывистым голосом:
— У нее есть притязания, Фанокл?
Император тихонько засмеялся.
— Для женщины быть красивой — уже притязание.
— Для кого еще слагать стихи, если не для нее?
— Ты изъясняешься, как коринфянин, Мамиллий. Однако продолжай.
— Она обладает величественной простотой.
— Твоих банальностей хватит на двадцать четыре тома.
— Не смейся надо мной.
— Я не смеюсь. Ты меня очень радуешь. Фанокл, как тебе удалось сберечь это сокровище?
Фанокл мешкал, обезоруженный темнотой и близорукостью.
— Что я могу сказать, Император? Она моя сестра. Ее красота взошла за одну ночь.
Он запнулся, подбирая слова. И вдруг выпалил:
— Не понимаю я вас и вообще мужчин. Разве затаскивать людей в постель — единственное удовольствие, когда перед нами простирается океан вечных взаимосвязей, которые можно исследовать?
В темноте было слышно клокотание в горле Фанокла, словно его сейчас стошнит. Но когда он снова заговорил, слова прозвучали одновременно разумно и бессмысленно.
— Если выпустить камешек из руки, он упадет.
Император скрипнул креслом.
— Я не уверен, что понял тебя.
— Каждое вещество неразрывно связано с другим веществом. Человек, который это осознает — например, этот господин…
— Мой внук, Мамиллий.
— Повелитель, насколько хорошо вы знакомы с юриспруденцией?
— Я римлянин.
— Ну вот! Вы хорошо ориентируетесь в мире законов. Я ориентируюсь в мире вещества и силы, поскольку предполагаю у Вселенной по меньшей мере разум юриста. Как вы, благодаря знанию законов, можете подчинить своей воле невежественную мошку, подобную мне, так и я могу подчинить своей воле Вселенную.
