Море богаче земли.
Помор сказал:
- Море богаче земли. Звери там всякие, рыбы. А мелочи этой и не сосчитать. Солдатики-красноголовики, в шапочках, перед семгой или перед погодой показываются. Да вот еще воронки, вроде как птиченьки, идут, помахивают крылышками. Рак есть там большой, часто лапчатый, хвост короткий, звезды. Идут все по дну моря, перебиваются. Море богаче земли!
Медуза.
Изумленные странники замечают подводный кораблик. Я хочу сказать им, что это медуза - животное, но кормщик перебивает меня:
- Это морское, тоже буде живое, идет, да помахивает парусом, расширится, да сузится, да вперед и вперед, веслом толкнешь вроде как убьешь.
Морской заяц.
Из моря показывается голова. Вода стекает с синеватого лба. Золотые капли блестят на усах.
- Зверь, а что человек, - говорит пахрь.
- На человека он очень похож, - отвечает моряк, - катары, как рученьки, головка кругленькая.
Морской заяц долго плывет за нами, вдумывается кроткими умными глазами, так ли рассказывает моряк пахрю о морской глубине.
Детки звериные.
- К Трем Святителям бельки родятся, детки звериные.
- И деточки есть у них? - спросила старушка.
- У каждого зверя есть дети, - отозвался черный странник.
- От детей-то нам и главная польза, - продолжал моряк; - на них не нужно и зарядов тратить, а матерый зверь от детей не уходит, хоть руками бери.
- Куда же от деточек уйти, - пожалела старушка.
- Детей он, бабушка, любит.
- Детей каждый зверь любит, - отозвался опять черный странник.
- Так-то оно так, - ответил помор, - а только мы замечаем, нет жалостливей тюленя. Человек и человек: и устройство свое, вроде как бы начальника себе выбирают. Из пятнадцати штук один... Головой помахивает, слушает, а те лежат, тем что! Промахнешься в начальника, сейчас зашевелятся, сейчас в воду со льдины, а те за ним, только бульканья считай. Начальника убьешь пулей, чтобы не капнулся, а тех хоть руками бери. Это от века так, не нами начато, так век идет. Главное начальника убить, он стережет, его забота, а тем что! Лежат на солнышке ликуются*1 парами, что человек. А как родит, так в воду, обмоется, выстанет и лежит возле своего рабенка, и уж никуда от него не уйдет.
- Куда же от деточек уйти, - сказала старушка.
- Да, отползет немного, смотрит на тебя, матка, да батька, все тут лежат, так много, что грязь. Верст на сто ложится, - где погуще, где пореже, и все зверь, все зверь. Тут и реву у них не мало, потому матка в воду уйдет, а он ревит. Рабенок, рабенок и есть, матка на бок повернулась, а он сосет.
