— Вот тебе и «извольте царствовать», — ворчал себе под нос император, откинувшийся в тёмную глубину кареты.
Выхода не было. Вновь, как тупая боль в застарелой, так до конца и не зажившей ране, возникло это надоевшее видение его батюшки, глумливо улыбающегося и ехидно вопрошающего: «Ну, как царствуется, сынок?»
Александр Павлович мрачно уставился в темноту ночи. На грудь продолжала давить неимоверная тяжесть; он, задыхаясь, с хрипом стал расстёгивать мундир, вырывая с мясом крючки застёжек.
— Доктора, доктора! — закричал дежурный генерал-адъютант срывающимся от волнения голосом.
Экипаж поспешно остановился. К нему подбежал шотландец Яков Васильевич Виллие, придворный лейб-медик и главный инспектор медицинской части русской армии. Высокий и худой, с длинными, сильными и цепкими, как у обезьяны, руками знаменитый лейб-хирург, лечивший решительно от всех болезней императора кровопусканием, пиявками и твёрдым, успокаивающим взглядом, вскочил в экипаж, лихо разорвал тонкую рубашку на жирной, холёной груди, дал понюхать нашатырного спирта и, к ужасу царского адъютанта, бесцеремонно похлопал по бледным щекам повелителя России. Александр Павлович пришёл в себя и благодарно взглянул на спасителя ещё мутными голубыми глазами. Холодный лесной воздух принёс тяжёлый и влажный сосновый аромат. В дорожную лампу, зажжённую адъютантом и висевшую, слегка покачиваясь, на позолоченном крючке у крыши экипажа, стала биться большая мохнатая ночная бабочка. Царь посмотрел на неё осмысленным взором, облегчённо вздохнул и запахнул на озябшей груди мундир.
— Никому не рассказывать об этом, — властно обратился император к своему адъютанту. В своём лейб-хирурге, убирающем в коричневый кожаный саквояж какие-то склянки, угловатом и морщинистом, немногословном шотландце, царь был уверен: из его плотно сжатого рта слова лишнего не вылетит. Потому и пользовался Яков, или, вернее, Джеймс Васильевич, неограниченным доверием Александра Павловича. Но это не мешало императору подсмеиваться над шотландцем за глаза. При дворе, а царь любил выслушивать все свежие сплетни за утренним чаепитием, ходили легенды о неимоверной скупости лейб-хирурга. Поговаривали, что он, богатый и бездетный, брал ежедневно по две восковые свечи из дворца, следовавшие ему как дежурному лейб-медику. Улыбнувшись и вспомнив про свечки, император снял с одного из своих пальцев перстень с брильянтом и протянул его вспыхнувшему как девушка, благодарному шотландцу.
