— Совершенно серьезно, господин граф, клянусь честью! — отвечал Кондорсе. — Невозможно желать этого серьезнее.
— Хорошо! Маркиз, — начал Калиостро глухим голосом, полузакрыв глаза, неподвижно устремленные в одну точку, — вы умрете от яда, заключенного в кольце, которое вы носите на руке. Вы умрете…
— А если я его выброшу? — прервал Кондорсе.
— Выбросьте.
— Но ведь вы признаете, что это очень легко сделать?
— Так выбросьте ж его, говорю вам.
— Да, да, маркиз, — воскликнула г-жа Дюбарри, — ради Бога, выбросьте этот гадкий яд, выбросьте его хотя бы ради того только, чтобы уличить во лжи этого зловещего пророка, который нас всех огорчает своими предсказаниями! Ведь если вы его выбросите, то несомненно вы будете отравлены не им; а так как господин де Калиостро уверяет, что вам грозит смерть именно от этого яда, то поневоле господин де Калиостро окажется солгавшим.
— Графиня права, — сказал граф де Хага.
— Браво, графиня, — заметил Ришелье. — Ну же, маркиз, выбросьте этот яд, а не то теперь, когда я знаю, что вы носите на руке смерть человека, я буду дрожать всякий раз, как мне придется чокаться с вами. Кольцо может открыться само… Э-э!..
— А стаканы, когда чокаешься, так близки друг от друга, — продолжал Таверне. — Выбросьте, маркиз, выбросьте.
— Это бесполезно, — спокойно заметил Калиостро, — господин де Кондорсе не выбросит его.
— Нет, — сказал маркиз. — Я не расстанусь с ним, это правда; но не потому, чтобы я хотел помогать судьбе, а потому, что Кабанис приготовил для меня этот единственный в своем роде яд, представляющий затвердевшую благодаря игре случая субстанцию, а этот случай, может быть, не повторится. Вот почему я не выброшу этот яд. Торжествуйте, если хотите, господин де Калиостро.
— Судьба, — заметил тот, — всегда находит верных пособников, помогающих приводить в исполнение ее приговоры.
— Итак, я умру отравленным, — сказал маркиз. — Ну что же, да будет так. Не всякий, кто хочет, может умереть таким образом. Вы мне предсказываете исключительную смерть: немного яду на кончике языка, и я перестану существовать. Это уже не смерть, это — минус жизнь, как говорится у нас в алгебре.
— Мне вовсе не нужно, чтобы вы страдали, сударь, — холодно отвечал Калиостро.
И он знаком показал, что не хочет пускаться в дальнейшие подробности, по крайней мере, относительно г-на де Кондорсе.
— Сударь, — сказал тогда маркиз де Фаврас, перегибаясь всем туловищем через стол и точно желая сделать шаг вперед навстречу Калиостро, — кораблекрушение, выстрел и отравление — у меня от этого даже слюнки текут. Не сделаете ли вы одолжение предсказать и мне какой-нибудь миленький конец в таком же роде?
