— Ты хочешь покинуть меня, Анн? — спросил Генрих с невыразимой печалью в голосе.
— Ей-Богу, ваше величество, вы чересчур требовательны; казнь на Гревской площади — это для вас и мщение, и зрелище, да еще какое! В противоположность мне вы такие зрелища очень любите. Но мщения и зрелища вам мало, вы еще хотите наслаждаться слабодушием ваших друзей.
— Останься, Жуаез, останься. Увидишь, как это интересно.
— Не сомневаюсь. Боюсь даже, как уже докладывал вашему величеству, что станет чересчур интересно, и я уже не смогу этого выдержать. Так вы разрешите нам удалиться, не правда ли?
И Жуаез двинулся по направлению к двери.
— Что ж, — произнес Генрих со вздохом. — Делай, как хочешь. Одиночество — моя участь.
И король, наморщив лоб, обернулся к матери: он опасался, не слышала ли она разговор с фаворитом.
Екатерина обладала слухом таким же чутким, как зорки были ее глаза. Но когда она не хотела чего-нибудь слышать, не было человека более тугого на ухо.
Тем временем Жуаез шептал брату:
— Живей, живей, дю Бушаж! Пока будут входить советники, проскользни за их широкими мантиями и улепетнем. Сейчас король сказал “да” — через пять минут он скажет “нет”.
— Спасибо, спасибо, брат, — ответил юноша. — Мне тоже не терпелось уйти.
— Ну, ну, вот появляются вороны, улетай, нежный соловушка.
И действительно, оба молодых человека, словно быстрые тени, скрылись за спинами господ советников.
Тяжелые складки гобелена опустились.
Когда король обернулся, молодые люди уже исчезли. Генрих вздохнул и поцеловал собачку.
Советники молча стояли в глубине королевской ложи, ожидая, когда король заговорит.
Король заставил их немного подождать, затем обернулся к ним:
— Ну, что новенького, господа? Здравствуйте, господин председатель.
— Сир, — поклонившись ответил господин Бриссон со свойственным ему нечопорным достоинством, которое при дворе называли гугенотской любезностью, — мы явились по высказанному господином де Ту пожеланию умолять ваше величество даровать преступнику жизнь. Он, конечно, должен сделать некоторые разоблачения, и, обещав ему помилование, можно этого добиться.
— Но, — возразил король, — разве они не получены, господин председатель?
— Да, частично получены: вашему величеству их достаточно?
— Я знаю то, что знаю, сударь.
— Так, значит, вашему величеству известно и о причастности к этому делу Испании?
— Испании? Да, господин председатель, и даже некоторых других держав.
— Важно было бы официально установить эту причастность.
